– Не бойтесь меня, славяне! Дети небесных духов просят о разговоре!
– Ладно, – кивнул Викентий. – Раз просят, поговорим. Нужно узнать, чего им нужно.
– Это может быть оборотень, великий Один, – предупредил староста. – Человеческий облик обманчив.
– Слишком сложный способ самоубийства, сварожич, – усмехнулся Викентий. – Даже если он перекинется носорогом, это всего-навсего один дохленький оборотень против всемогущего бога.
– Тогда я пойду с тобой, – решил Сиронюх. – Прикрою спину.
– Хорошо.
Вместе они спустились к реке, остановились в нескольких шагах перед лесовиком.
– Перестаньте пытать наших братьев! – посмотрел в сторону двора старик. – Мы чувствуем их муку и слышим их голоса!
– Они убили Кияша, покалечили Сазана, они требовали нашего ухода! – гневно выкрикнул староста, выступив вперед. – Мы сожжем их живьем, дабы и следа не осталось!
– Мы никого не сожжем! – положил ладонь ему на плечо бог войны. – Мы убивали оборотней, оборотни убивали нас. Глаза в глаза, ножи в ножи, отвага против отваги, сила против силы. Жизнь за жизнь, кровь за кровь. Но есть время битвы и есть время покоя. Что возможно в бою, недопустимо в обычное время. Нельзя убивать и пытать пленных… Если это, конечно, не вызвано крайней необходимостью. Вы ведь не принудите нас к столь безобразному поступку, старик?
– Лесной народ хотел бы выкупить детей небесных духов! – торопливо произнес лесовик. – Чего вы желаете в обмен на их жизни?
– О-о, обмен пленных! – ухмыльнулся Викентий. – Обычно это случается по окончании войны. Вы просите мира, старик?
– Мы хотим спасти своих детей, славяне. Скажите, какую плату вы желаете получить?
Бог войны немного выждал. Но поскольку староста молчал, заговорил сам:
– Вечный мир. Вы поклянетесь своими древними духами, что отныне не станете хоть как-то вредить славянам, мешать им ходить в лес, поклоняться истинным богам и больше никогда не попытаетесь проникнуть на двор детей Сварога. Как только вы принесете клятву, мы отпустим пленных.
– Если славяне желают невозбранно ходить в лес, пусть сами не запрещают нам выходить к реке! – пристукнул посохом старик. – И пусть перестанут ловить лесовиков и продавать их варягам! Иначе вражда вернется, как бы мы ни желали мира и сколько бы в нем ни клялись!
– Продавать в рабство? – немало удивился Викентий.
– Они воруют наших девок! – выкрикнул Сиронюх.
– Стоп! – вскинул руку бог войны, потом указал пальцем на старика: – Почему вы начали войну?
– Славяне схватили двух наших мальчиков и продали варягам!
– Оборотни позволили увезти двух детей в рабство? – недоверчиво скривился великий Один.
– Мы освободили мальчиков, – не стал спорить старик. – Но мы не желаем терпеть подобное дальше. Славяне всегда ловили нас и продавали! Делают это снова и снова. А вдруг в следующий раз мы не сможем найти украденных малышей? Вдруг не успеем позвать детей небесных духов? Вдруг они не откликнутся? Если вам нужен мир, сварожичи, дайте клятву, что сие больше не повторится!
– Кто просит мира – мы или вы?! – развернул плечи староста.
– Славяне больше не станут торговать рабами и принесут такую клятву, – хмуро заявил Викентий. – А вы должны отпустить всех украденных девушек. Немедленно!
– А если они не захотят?
– Пусть скажут мне это сами!
– Но они… – Старик поник. – Они обитают в нашем кочевье. Туда нельзя входить чужакам.
– Вы хотите выкупить пленных или нет? – переспросил бог войны. – Тогда показывай дорогу. Прямо сейчас, чтобы вы ничего не успели намухлевать!
Лесовик промолчал.
– Ты слишком долго думаешь, – сказал Викентий. – Один из зверей ранен, и лечить его никто не станет. Любви к оборотням сварожичи не испытывают. Если же Кияша найдут мертвым… Я не поручусь за доброжелательность славян.
– Хорошо, – кивнул лесовик, повернулся и засеменил вдоль берега.
Дойдя до края наволока, старик еще с четверть часа пробирался вдоль уреза воды, возле неприметного ручейка вдруг повернул в чащу, осторожно ступая по мягкому влажному мху. Поднырнул под давным-давно рухнувшую и уже трухлявую иву, за ней перемахнул поваленную ветром, но еще живую сосну, обогнул ее корни и быстро заскользил по хвойной подстилке, петляя от прогалины к прогалине.
Примерно через час лес начал светлеть и облагораживаться – с тропы и вокруг исчезли валежник и хворост, больше не гнили упавшие деревья, не встречался сухостой. Местные обитатели запасливо подбирали в чаще все, что могло гореть в очагах и что можно разделать, не тратя лишних сил на рубку толстых крепких стволов. Вскоре запахло дымом, а еще через полчаса Викентий разглядел впереди, между сосновых стволов, острые макушки то ли индейских вигвамов, то ли северных чумов.
Деревня лесовиков размерами не сильно превышала двор сварожичей. Ее, понятно, не окружали никакие частоколы – однако утоптанная до каменной твердости земля хорошо указывала, на каком пространстве чаще всего расхаживали местные жители. Крытых шкурами шатров было примерно полтора десятка, и все они, сверх того, накрывались одним общим пологом, из которого выглядывали только дымовые клапаны. В остальном местные обитатели жили так же, как славяне в нескольких километрах от них. Женщины в опрятных меховых одеждах мездрили шкуры, над костром бурлил огромный медный котел, пахнущий мясом и луком, от края к краю стойбища с визгом бегали полуголые детишки, свистя ивовыми пищалками.
Лучше или хуже славян жили лесовики – понять было трудно. Скота у них явно не имелось, а чум вряд ли был столь же теплым, прочным и просторным убежищем, как бревенчатая изба. Однако в отличие от сварожичей каждая семья лесовиков имела в общей стоянке свое отдельное жилище.
Наверное, лесовики тратили больше сил, таская дрова и прочие грузы на собственном горбу, вместо того чтобы возить на лосях. С другой стороны – не нужно было заготавливать на зиму сено, строить загоны, пасти животных, защищать их от хищников. А заготовить достаточно сена, имея в руках только серп и грабли, – удовольствие наверняка еще то.
Оборонять подобную деревню было просто невозможно. Сюда мог войти кто угодно – хоть зверь, хоть человек. Но чумы и пологи всегда можно свернуть и всем вместе откочевать в другое, более безопасное, неведомое врагу или просто сытное место. Лесовики жили охотой и собирательством. И если дичи становилось маловато – ничто не мешало им уйти в любую сторону. Огородов у них нет, к полям и рекам они не привязаны. А тайга велика, места хватит.
– Старик, что у вас за споры из-за рек? – спросил он лесовика. – Вы ведь вроде бы не рыбаки?
– Знамо, не славяне, – согласился тот. – Верши и заколы не ставим, сети и бредни не плетем. Однако же порой удочку забросить хочется. Из баловства да ради разнообразия. Сварожичи твои тоже при случае зверя добыть не отказываются.
