– Ничего не помню, – вдруг сказал Вилен отрывисто, словно бы очнувшись от сна. И переспросил исподлобья: – Вы зачем пожаловали?
– Хочу спросить, – прищурился Владик, – как ты один, без Лерки?
– Спасибо, плохо, – набычился хозяин.
Идея размягчить его прошлым не прокатила, понял Юрий, и отец принялся выяснять с ним отношения напрямик.
– Я понимаю, ты страдаешь без неё – всё-таки более полувека вместе. Я также понимаю, что ты, наверно, не смирился с её уходом. И у тебя возникла идея ответственность за её смерть на кого-то возложить. И кому-то отомстить.
Вилен глядел, ничего не отвечая, вроде бы с непонимающим видом, но, заметил Юра, пару раз моргнул, словно Владислав Дмитриевич попал в точку.
– Насколько я понимаю, – продолжал гнуть своё отец, – Валерия Фёдоровна скончалась от естественных причин. И обвинить в её кончине молодую девчонку, с которой она разговаривала перед своим уходом… И тем более мстить этой девчонке за смерть своей супруги… По-моему, старина, это неспортивно. Иными словами говоря, не по-божески и не по-человечески.
– Не понимаю, о чём ты, – совершенно закрылся и сухо вымолвил Кудимов.
– Всё ты, старик, понимаешь. Я не знаю, на какие рычаги ты нажал и какие связи в действие привёл, но сажать в тюрьму молодую девушку и портить ей всю дальнейшую жизнь – попросту непорядочно.
Вилен, видимо, рассвирепел. Ноздри его стали раздуваться. Прямо уставившись в лицо Владика, он проговорил – по сути, во всём неожиданно признавшись:
– А с её стороны было порядочно – преследовать женщину, которая на пятьдесят лет её старше? Порядочно – выдвигать против неё абсурдные обвинения? Бичевать? Оскорблять?
– Вилен, – твёрдо сказал Владислав Дмитриевич, и Юре понравилось, как эти слова отца, а также дальнейшие прозвучали: достойно, весомо и нисколько не искательно. – Послушай, Вилен, пора прекратить ту историю, что тянется с пятьдесят девятого года. Девчонка пыталась отомстить за смерть своей бабушки Жанны Спесивцевой, которую, смею напомнить, убила тогда твоя Валерия. Но я не думаю, что юная Спесивцева хотела Леркиной смерти. Это вышло случайно и неожиданно. И непредумышленно. Ты сам подумай, Вилен: годы-то у нас какие! Нам под восемьдесят. Каждый из нас в любой момент может убраться. И я, и ты, и Радий – дай нам всем бог здоровья. И то, что Валерия твоя умерла именно тогда, в тот момент – значит, срок пришёл ей отправиться на небеса. И девчонка, Спесивцева Виктория, тут ни при чём. Перестань, Вилен! Оставь Спесивцеву в покое! Пора разорвать этот порочный круг. Давай прекратим эту вендетту. Сколько можно! Мы ведь не на Сицилии! Пожалуйста, Вилен, пожалуйста, ради нашей старой дружбы, отзови все свои обвинения против Виктории!
Во всё время отцовского монолога – Юра внимательно следил за ним – лицо Вилена оставалось холодным, неподвижным, надменным.
– Я не понимаю, Владик, о чём ты толкуешь, – высокомерно произнёс он.
– Всё ты прекрасно понимаешь, – махнул рукой Иноземцев-старший. – Девушка всё рассказала Юре. Он имел с ней свидание в СИЗО.
– С какой стати, могу я узнать? И отчего вы, вдвоём, вдруг за неё, если выражаться современным языком, впряглись?
– Можете узнать, – вступил в разговор дотоле молчавший Юрий. – Как оказалось, Виктория Спесивцева – моя дочь. Незаконнорожденная, но дочь.
– Значит, получается, она моя родная внучка, – добавил Иноземцев-старший.
– Ах, вот оно что, – выдохнул Вилен. И добавил насмешливо: – Голос крови.
– Можете считать так, – подтвердил Юра. – И поэтому я прошу вас: отзовите ваших бульдогов и бультерьеров. Не портите девчонке жизнь. Дайте ей выйти из тюрьмы.
– Вы говорите, она ваша дочь незаконнорожденная, – задумчиво произнес хозяин квартиры. – А у вас есть доказательства, что она и вправду ваша? Что она не самозванка?
– Есть, – не моргнув глазом, кивнул Иноземцев-старший, хотя ровным счётом никаких доказательств ни у него, ни у сына не было.
– Поэтому, – напористо подхватил Юрий, – давайте высвободим Викторию Спесивцеву из тюрьмы и разойдёмся, оставим эту историю, словно страшный сон!
– Да, – задумчиво протянул Вилен, – для меня эта история и впрямь как страшный сон.
– Вилен, – с чувством произнёс Владик, – пожалуйста, я прошу тебя, будь выше ситуации! Ведь ты, я знаю, хороший, добрый. Протруби отбой. Высвободи Викторию из тюрьмы.
Что-то всё-таки дрогнуло в лице Кудимова – Юрий, не отрываясь, следил за ним. Однако вслух хозяин произнёс:
– Насколько я понимаю, только что прозвучавшее ходатайство и было целью вашего визита? Отец и сын переглянулись и одновременно кивнули:
– Да.
Но тут вступил Юрий. Он далеко не был уверен, что с Виленом удастся договориться по-хорошему. Однако знать не знал, чем он в силах ему пригрозить – поэтому решил блефовать.
– Я понимаю, вы человек в возрасте, – елейно проговорил он, – поэтому чего вы можете опасаться, кроме Божьего суда? А если в Бога не веруете? Тогда – ничего? Но ведь есть ещё суд человеческий. Суд общественного мнения. Каково вам будет, если ваше имя и имя вашей жены станут трепать на всех перекрестках? – Вилен внимательно его слушал, глядя исподлобья. – А мы ведь можем сделать историю достоянием гласности. Распечатаем в газетах, журналах, покажем по телевидению. Всё с самого начала, с пятьдесят девятого года, когда ваша супруга Жанну Спесивцеву здесь, в этой квартире, убила.
– Мой сын журналист, – с гордостью пояснил Вилену Владик.
– Что-то вид у него какой-то нездешний.
– Он славист, преподает в американском университете. Большие связи среди инокорреспондентов в Москве.
– Да, и среди отечественных издателей тоже остались, – поддержал отца Юрий.
Говоря откровенно, и то и другое было враньём. На представителей зарубежной прессы в Москве, разумеется, он мог бы выйти – но большой вопрос, заинтересовала ли бы их история, начавшаяся с убийства, которое случилось давным-давно, во времена Хрущёва и Эйзенхауэра. А по поводу представителей российской журналистики Юра вовсе не питал никаких иллюзий. Он покинул мир советской прессы больше четверти века назад. С тех пор отечественные газеты и журналы сначала раскрепостились до самой последней отвязанности, а потом с большой охотой подставили свои шеи под новое ярмо, ещё пуще прежнего, и теперь главное своё предназначение видели в том, чтобы подмахивать и полизывать новой власти. Конечно, независимых журналистов, если хорошенько поискать, в Москве можно было найти, но они на то и независимые, что сами решают, о чём им писать, о чём нет. У него история была вроде бы, с одной стороны, общественно значимая – молодую девчонку ни за что, ни про что арестовали, закрыли в СИЗО. Но с другой: как докажешь связь девушки с Виленом, покойной Валерией Кудимовой, давней историей из пятьдесят девятого года? Однако попугать Вилена стоило попытаться.
