– А что с системой аварийного спасения? – спросил Феофанов. И вопрос этот был не в бровь, а в глаз, потому что сколько ни ломал над ним голову Иноземцев, ответа не находилось. В самом деле, с ракетой на старте может случиться всё, что угодно. Она может взорваться на третьей секунде (как это было при запуске одного из спутников-шпионов в 1962 году) или на двадцать третьей (как случилось с пуском двух собачек летом шестидесятого). Когда космонавт находится внутри корабля в скафандре, да ещё и в катапультируемом кресле, имеется пусть небольшой, но шанс его спасти. Если процессы на стартовом столе начинают развиваться нерасчётным и трагическим образом, пускающий, сидящий в бункере, может снять трубку и произнести кодовое слово (в случае с Юрием Самым Первым это было слово «Айвенго»), и тогда катапульта отбросит космонавта от терпящей бедствие ракеты. Разумеется, в самые первые секунды после старта это вряд ли бы сильно помогло: всё равно космонавт, скорее всего, попал бы на кипящий и взрывающийся стартовый стол. Но вот начиная секунды с десятой, когда ракета набрала достаточную высоту, и секунды до сороковой катапульта могла людей вызволить. Когда от неё отказались, любая нештатная ситуация на старте оканчивалась одним: летальным исходом для всех троих космонавтов.
– А что тут сделаешь? – развёл руками Иноземцев. – САС
[11] для будущего 7К только в разработке. Сделать мы её явно не успеем. Да и не состыкуется она с существующим «Востоком».
– И, значит, что? – вопросил Феофанов.
– Значит, придётся лететь без неё.
– Да, придётся. Но что поделаешь. Полетим. Я бы рискнул.
– А я нет, – вольнодумно возразил Владик.
– А тебе лететь и не придётся, – припечатал Феофанов. Он очень гордился и цеплялся за то, что Сергей Павлович пообещал ему одно место в будущем корабле – если они, конечно, сумеют сладить трёхместный.
– А я и не хочу ни в какой этот ваш космос. – Но он лукавил, конечно. Космонавтов в те годы окружала такая аура всеобщей любви, обожания, преклонения и всепрощения, что волей-неволей мечталось когда-нибудь стать одним из них. Как грезилось недавно Гале Иноземцевой – и она даже очень близко подошла к исполнению своей мечты, но опалила, бедняга, крылышки.
Через неделю Феофанов и его группа, включая Владислава Иноземцева, представила эскизный проект будущего корабля на три персоны главному конструктору ОКБ-1 Сергею Павловичу Королёву.
Королёв Сергей Павлович
Феофанов доложил Королёву: для того чтобы втиснуть целых трёх космонавтов в крошечный шарик нового-старого корабля, надо прежде всего отказаться от катапультируемых кресел и скафандров. И тогда Эс-Пэ воскликнул: «Правильно! Ведь подводники не плавают на лодках в аквалангах. И на Марс когда полетим – тоже шесть месяцев в скафандре в корабле не просидишь». О будущей экспедиции на Марс Сергей Павлович никому, кроме самых близких соратников, да и то в редкие минуты довольства и мечтательности, не говорил. Будешь распространяться – сочтут прожектёром, безответственным фантазёром. Однако для него сейчас не орбитальные полёты были важны. И даже не Луна: Луна хороша для отработки технологий, и вообще это аттракцион для американцев. Главной, заветной целью для Королёва был Марс – как ещё в тридцатые годы, в ГИРДе, приговаривал Цандер: «На Марс! На Марс!» Бедняга Цандер ни до первого спутника, ни до первого космонавта не дожил. А вот Королёв надеялся, что благодаря его стараниям советский человек ещё при его жизни ступит на поверхность красной планеты. Вряд ли Советский Союз в одиночку с этим справится, но ради столь великой цели можно и на сотрудничество с «американами» пойти. К ближайшему великому противостоянию, в семьдесят первом, успеем вряд ли, а вот к семьдесят пятому году можно угнаться и на ближайшей планете примарсианиться. И будет Королёву в том семьдесят пятом всего лишь шестьдесят девять – запросто можно не просто дожить, но остаться бодрым и деятельным руководителем. Главное – за деревьями, этими сегодняшними пропагандистскими трюками для Хрущёва, – не забывать стратегическую цель. И использовать текущую обязаловку для того, чтобы отрабатывать новые системы. Вот сейчас ребята-проектанты предложили мягкую посадку, чтобы космонавты оставались внутри корабля, – прекрасно! Отладим систему мягкой посадки на «Восходах», а потом переставим её на 7-К. А когда-нибудь используем для того, чтобы сесть на Марс.
– Более подробно: как будем сажать корабль? – поинтересовался Королёв у разработчиков. В этот раз Феофанов пришёл к нему с докладом не один, захватил молодёжь – Иноземцева в том числе, – правильно, надо натаскивать юную смену, тридцатых годов рождения.
– Используем идеи десантников, – сообщил Феофанов, – как они приземляют тяжёлую технику. На стропы парашюта в корабле поставим пороховые двигатели. Срабатывать они будут в последний перед приземлением момент и давать дополнительный тормозной импульс. Тормозные движки станут включаться по сигналу от щупа, около метра длиной. Он будет раскручиваться, как рулетка, под днищем корабля и первым встречаться с Землёй. А кресла экипажа сделаем с пружинными амортизаторами, чтобы смягчать удар.
– Хватит ли этого для мягкой посадки? – испытующе наклонил свою большую голову Королёв, глянул исподлобья.
– Хватит. Мне ведь лететь.
Теперь Феофанов при разговорах с Королёвым, если не было посторонних, всякий раз напоминал об обещании отдать одно место в корабле ему.
– А что с системой аварийного спасения?
И Феофанов спокойно ответствовал: «Ничего. На этом корабле её создать не получится».
– И ты всё равно полетишь?
– Полечу. Мы хорошую ракету сделали. Не подведёт.
– Ладно, – подвёл итог Королёв. – Делаем одновременно и проект, и изделие.
Он прекрасно понимал: случись что с ракетой на стартовом столе или в первые сорок секунд полёта, экипаж из трёх человек не спасёт ничего. Просто ничего, даже теоретически.
И всё-таки главный конструктор сказал: делаем. Что это было – азарт зарвавшегося игрока, который с каждым ходом должен всё увеличивать ставки? Или уверенность в собственной непогрешимости? Или вера в судьбу?
И то, и другое, и третье. А ещё – трезвый расчёт. К началу шестьдесят четвёртого года ракета Р-7 слетала больше пятидесяти раз. Все шестеро космонавтов на ней прекрасно стартовали. Десятки пусков осуществили для военных, с макетом боевой части, то есть бомбы, на полигон Кура на Камчатке. На Луну с её помощью автоматические станции отправили, в сторону Венеры и Марса. Разведывательные спутники отработали. Причем фатальных аварий на первых секундах было только две: когда две собачки летом шестидесятого погибли и когда спутник-шпион «Зенит-второй» не смогли вывести – спустя два года. Поэтому вероятность катастрофы на участке выведения хоть и имеется, но она, согласитесь, весьма мала.
А на всякий случай – программа наша космическая строго секретная. И если, не дай бог, трое наших космонавтов погибнут на взлёте – ни мир, ни страна о трагедии не узнает. Дадут секретным указом три Звезды Героя посмертно, вдовам хорошую пенсию назначат, квартиры выделят. Но он, Королёв, везучий. Ещё с тех пор, как в сталинском лагере выжил на Колыме, хоть половину зубов потерял. И на рейс «Индигирки» опоздал, которая везла зэков из Магадана на материк и затонула.
