А та уж давно на другой край страны в товарняке усвистела. Несколько раз Караваеву с поездов снимали, домой отправляли, в детской комнате милиции на учет поставили, а ей все по барабану. Из восьмого класса ее выгнали, экзамены она не сдала. Мать пофигистки отреагировала: «Иди работать». Алиска ей: «Не хочу».
Валентина спорить не стала. И славно мать с дочкой зажили: Валентина на рынке свои песни пела, накидают ей мелочи в стаканчик, так она сначала себе сигарет купит, а уж потом, если деньги остались, батон хлеба. Алиска же случайными заработками перебивалась. Потом мне мамаша сказала: «Галя, лучше тебе не дружить с Караваевой. Она со взрослыми мужчинами гуляет, не нужна тебе такая подруга». Да я и сама понимала, что Алиска проституткой стала. Подружка мне однажды предложила: «Давай познакомлю с Арамом, он тебя с богатым сведет, гринов огребешь – лом». Мне очень были нужны доллары, но продавать себя за них я не собиралась.
Галина сделала судорожный вдох.
– Глупая я была. Да и чего от малолетней дурочки хотеть? А во всем родители виноваты. Вот зачем они Машку из приюта взяли? Какого черта еще одного ребенка родили? Меня им мало было? Следовало родную дочь любить, вот тогда и денег на все хватало бы, в том числе и на мой институт. Только из-за предков мне младенца продать пришлось. А что делать? Средства-то на образование нужны были. Трындычиха тоже хороша – мол, практикант ребенка уронил. Сказала бы просто и честно: помер ваш новорожденный, и все, а близняшки чужие. Но нет, она за свою судьбу испугалась – вдруг посадят за халатность? Вот и скрыла смерть. И мамаша моя та еще штучка: взяла да потребовала отдать ей чужого младенца. Это ж надо! В общем, взрослые кашу заварили, а я всего-то хотела на киноактрису учиться. Но у родителей на родную дочку денег не нашлось, все на лечение Машки, а потом на содержание Пашки шли.
И Фирсова тоже далеко не ангел – зачем она согласилась сына купить, а? Пусть бы в милицию обратилась, в суд, то есть законно действовала. Так нет! Даже торговаться не стала, когда я ей сумму назвала. Всю отсчитала, Пашку забрала, положила на заднее сиденье в короб от коляски, где уже один младенец лежал, сказала: «Прощай, Галина. Молись Богу, чтобы он тебе совершенный тобой грех простил», и укатила. Вот дрянь! Сама же мне снотворное дала, ребенка за деньги получила, а меня пристыдить решила. В общем, нет моей вины в произошедшем, и…
– Мы поняли, – прервал гневную речь мошенницы Степан, – вы хороший человек, которому с рождения не повезло с родителями.
Звонкова расслабилась.
– Верно. Я тяжелым трудом добилась отличных отметок в школе, а предки тупую Машку обожали. Ей торт за одну четверку, мне дулю за все пятерки.
– Несправедливо, – поддакнула я.
Горничная топнула ногой.
– Да! Мне никакой любви от них не досталось!
– Ваще… – протянул Алексей. – Ваще просто… Во дает!
– А как дом сгорел? – поинтересовался Виктор Николаевич.
– Ни при чем тут я, – в очередной раз оправдала себя Галина, – все из-за Алиски, да, из-за нее пожар заполыхал. Прикиньте ситуацию: стою у дивана, а там родители мертвые… У меня прямо мозг перевернулся, как поняла это, не знала, чего делать. Вдруг – здрассти, не ждали – среди ночи вваливается в комнату Алиска и орет: «Чего у вас дверь открыта? Не боитесь, что ограбят?» Не звонила Караваева, как писательница придумала. Я, когда Пашку отдала и вернулась, дверь не захлопнула. Алиска моих предков увидела и зашептала: «Ой, прости, не подумала, что твои родители спят. А чего они не в спальне?» Я ей ответила: «Устали очень, смотрели телик, и сморило их. Вали на кухню». Я свет в гостиной потушила, дверь закрыла, вхожу на кухню, а Алиска пьет прямо из носика чайника. Мать очень аккуратная была, прямо зануда, это она виновата, что Караваева снотворного напилась, – зачем чайник с заваркой на кухню отнесла? Оставила б на столе, не пришла бы беда. Я им капли в чайник засандалила из расчета по паре десятков на кружку. Предки почти чифирь пили, никогда кипятком не разбавляли, в чайник помещалось два литра. Родители всегда по стакану в себя вливали, но мать зачем-то полный заваривала. Кстати, она деньги экономить пыталась, а чай дорогой покупала. Вот какая – на себя ничего не жалела, а для дочки родной рубля нет… В общем, пришлось мне весь пузырек в чайник опрокинуть, а на нем написано было: сто восемьдесят капель.
– Сколько?! – ахнула Марина Ивановна. – Зачем так много, если людям просто уснуть следовало?
Галина удивилась.
– А как иначе? Воды в чайнике восемь стаканов, на каждый по двадцать капель, итого сто шестьдесят. Ну чуть больше вышло. Отсчитывать точно я не могла, боялась, что предки увидят, как я со снотворным вожусь. И повторяю, какого дьявола надо было уносить чайник на кухню? То есть все из-за матери получилось. Выпей она пол-литра, Алиска не стала бы хлебать остатки, потому что их просто не было бы. И Караваева хороша – фигли без спроса в чужом доме пить? Разрешения сначала спросить надо. Я-то тут при чем? Алиску прямо в пять минут сморило. Налилась чаем в наглую и заявила: «Дай пожрать, а то я сутки не ела, денег не раздобыла».
Галина прижала руки к груди.
– Честное слово, я в тот момент не думала, что Алиска умереть может. У меня было одно желание – выгнать ее поскорей. Поэтому я сказала: «Проваливай, мне спать пора». Она заныла: «Покорми меня, а утром в пять пойдет товарняк в Москву, я на нем уеду».
Ну никак не уходила, пришлось лезть в холодильник. Обернулась потом, а Караваева уже мертвая.
Горничная замолчала.
– Вам не позавидуешь, – вздохнул Степан, – сразу три бездыханных тела в доме. Что с ними делать? Ладно Алиса, по поводу ее исчезновения никто не удивится, девушка многократно убегала из дома. Но Иван Михайлович, Вероника Петровна, Паша – как объяснить их отсутствие? Куда деть тела родителей? У вас не хватило бы сил оттащить трупы в сад, вырыть могилы…
Галина прижала руки к груди.
– Ой, я и правда чуть с ума не сошла от этих мыслей. Сначала решила убежать. Помчалась в гараж, хотела взять свой велосипед, но сообразила: меня будут искать и точно найдут. Стою около машины, оцепенела и… вдруг вижу канистры с бензином. Тогда топливо с перебоями поставляли, отец всегда запас держал.
Звонкова снова примолкла.
– Вы сожгли своих родителей?! – подпрыгнула Аглая.
– Пришлось. А что делать? – Горничная всхлипнула. – Облила мебель, ковры, занавески бензином, на детскую кроватку побольше наплескала, чтобы она вообще в пепел превратилась, бросила спичку и уехала на велике в Кармановск. В Тамбовск не рискнула, там меня узнать могли. Рано утром поймала попутку, и вот так автостопом до Москвы докатилась. Ехала ночью, натерпелась всякого.
– Наверное, из дома убежали в шоке, – прощебетала я.
– В диком стрессе, – всхлипнула Галя. – Не виновата ни в чем, а пришлось прятаться.
– Однако дикий стресс не помешал вам взять деньги из семейного сейфа, – уже без всякой нежности в голосе напомнила я.
