– Пойдем по лесу пройдемся, – сказал утром Коляда.
Воздух в лесу чистый, ароматами напоен. Почки набухли, кое-где уже лопнули, нежные листики проглядывают. На возвышенных местах, где земля прогрелась, подснежники появились. Возле одного из старых, трухлявых пней Первуша змею заметил: лежала неподвижно, на солнце грелась. Отпрянул в сторону.
– Чего испугался? Выползок это. Змея из старой шкуры выползла, потому как выросла, старая шкурка мала стала. У змей зрение плохое, она твое приближение всем телом чует, как земля дрожит. Не хочешь ее беспокоить – замри на месте, она тебя чувствовать не будет, уползет.
– Боюсь я этих ползучих гадов! – наморщился Первуша.
– Когда идешь – под ноги смотри, а также на низкие ветки. Змеи иной раз на деревья заползают.
– Укусить хотят?
– Больно ты им нужен! За птичьими яйцами лазают. По весне птицы гнезда вьют, а для змей яйца самое лакомое кушанье.
– Мерзость какая!
– Не скажи! Высушенный змеиный яд, коли в пропорции нужной с жиром смешаешь, отличное средство от болей в суставах али когда поясницу скрутило. Отрубленная змеиная голова хороша как оберег двора. Чуют змею дикие звери, стороной обходят.
Много чего рассказывал Коляда об увиденных травах. Когда обратно шли, Первуша отважился задать вопрос, мучивший его давно:
– Скажи, дядька, только без обиды. Ты не колдун?
– Я? – удивился Коляда. – Нешто я похож? Видел ли ты, чтобы я зло кому творил? Людям помогаю за мзду малую, да ты сам видел. Вот Пахом-мельник, что за Долгушихой на хуторе живет, тот чернокнижник, его опасаться надо.
– А что такое «чернокнижник»?
– Человек, который читает книги о колдовстве, чертей или нечистую силу себе в помощь призывает.
– Как же колдуна от обычного человека отличить можно?
– Взгляд у него особый, а еще – папоротника он боится, уходит сразу. Да много чего, не только папоротника. Еще перекати-поле или плакун-траву.
– Ты мне их не показывал.
– Время не пришло. Нет их сейчас в лесу. А как появятся, обязательно покажу. Летом будут, ближе к концу.
– Дядька, а ты сам нечистую силу видел?
– Встречался, было дело. Ты думаешь, почему в лесу нашем деревья кривые?
– Ведьминым его называют.
– Правильно, потому как Баба-яга сюда на шабаш иногда является.
– Да ну!
– Вот тебе и да ну. Да не одна.
– Как же она тебя не тронула?
– Круг ножом вокруг себя очерти да произнеси «чур меня». Рядом вертеться будут, а через черту не перейдут.
– А леших, домовых, банников или водяных встречал?
– Прячутся они от людей, не показываются. Ты к ним спокойно относись, в их владения не вторгайся, и не тронут. Вечером домовому угощение приготовь, в углу поставь, так он пакостить не станет, о недруге предупредит.
– Все же стремно с нечистой силой общаться.
– Где ты только таких слов нахватался? Не от меня, это точно. А насчет нечистой силы – не используй ее и сам чист будешь.
Некоторое время шли к избе молча.
– Первуша, вот ты о чем мечтаешь?
– Поесть, хорошо бы кулеша с салом.
– Я не об обыденном. Вот вырастешь, недолго ждать, годков пять всего. Что делать будешь?
– Как и ты – людей пользовать, добро приносить.
– Похвально.
– А еще крымчакам отомстить за семью мою.
Коляда аж крякнул:
– Эка! Что ты один можешь против орды?
– Подрасту – придумаю.
– Ну-ну, прапор тебе в руки и божья помощь.
Прапором называли знамя, стяг. У князей он черным был, с ликом Иисуса из Назарета.
– Отец как-то говорил: долг платежом красен. Вот и я должок вернуть хочу.
– Отомстить.
– Хоть бы и так.
– А Иисус велел обидчиков прощать.
– В его время татар не было.
Коляда только головой от удивления покрутил.
Это же надо, как рассудительно отрок отвечает. С того дня каждое утро в лес выходили. Понемногу вдвоем собирали почки березовые, травы, только-только появляющиеся из земли.
Как-то Коляда к болящему ушел, причем Первушу не взял. Первуша травы перебрал, что днем собрали, в небольшие пучки связал, повесил на веревочке сушиться. Потом приятное дядьке сделать решил – обед сварить. Чугунок с водой согрел, репу порезал в кипящую воду бросил, капусту потом нашинковал – и в котел, да разных трав ароматных по паре листочков. Как похлебка сготовилась, в сторону чугунок отодвинул. Не перекипит, но и не остынет. Яиц сварил, каждому по паре. Не далее как позавчера девица за наговор десяток яиц принесла. Уселся, довольный собой. Все время не зря провел.
Дверь без стука отворилась, вошла молодица лет тридцати. Лицо – кровь с молоком, телом крепка, одета не по-весеннему, в яркую поневу. Такую одежду летом носят. Почти пропела от порога:
– День добрый!
– И тебе того же, – кивнул Первуша.
Не понравилась она ему сразу. Не постучала, тем самым не проявив уважения к хозяину, да и глаза нехорошие, пронзительные, так и шарят взглядом вокруг.
– Хозяин где? – стала расспрашивать незваная гостья.
– К болящему ушел, возвернуться вот-вот должен.
– Так я подожду. Ты кто будешь?
– Ученик его.
– Чем у тебя так пахнет? – потянула носом молодица.
– Похлебкой.
– Мог бы гостью угостить.
Сказала требовательно, не попросила. Таких гостей в избе у Коляды Первуша еще не видел. С каждой минутой гостья нравилась ему все меньше и меньше.
– Хозяин придет, у него проси. Я лишь ученик, не хозяин в избе, – ответил Первуша.
– Как тебя звать, отрок?
Предупреждал Коляда – не называть имени первому встречному-поперечному. Вспомнил о том Первуша, назвался Иваном. Молодица поморщилась. Первуше на миг показалось, что не белые ровные зубы у нее показались, а желтые клыки. Нехорошо на душе стало. Ни Коляды нет, ни волка у порога. Тот бы непрошеную гостью не пустил.
Молодица прошлась вдоль стены, Первуша сразу по звуку опознал – хозяин возвращается. Коляда вошел, увидевши гостью, нахмурился:
– Зачем явилась, Кумара?
– Тебя проведать, давно не виделись.
– Я по тебе не соскучился, век бы тебя не видел.
Таких слов по отношению к гостям Коляда не говорил никогда.
– Фу, какой ты! Нет чтобы с женщиной поговорить. И отрок твой Иван такой же негостеприимный.
