– И на том спасибо, хозяин, за доброту, за кров над головой.
– Обязан я тебе. По совести если – до гробовой доски поить-кормить должен. На Руси испокон века так.
– Сочтемся.
А по избе уже запах аппетитный пошел. Мышата крышку на чугунке открыл, в булькающее варево сало бросил, помешал. Спустя время чугунок ухватом вытащил. На стол поставил.
– Погоди чуток, остынет да настоится, духом пропитается. Вкуснятина будет.
Позавтракали после молитвы на образа. Первуша с хозяином облобызались троекратно, по обычаю. Первуша узелок с книгами да едой от Мышаты за спину забросил на посохе. В путь отправился. Руку на сердце положа, сам пока не знал – куда. Ноги сами несли.
Далеко за полдень, одолев десяток верст, присел под раскидистой ивой отдохнуть в тени. Только тряпицу развернул на траве молодой, собираясь подкрепиться, сверху голос девичий, нежный:
– Не угостишь ли, добрый молодец, кусочком хлебца?
Первуша голову поднял. На ветке в полупрозрачной одежде полуденница сидит.
– Отчего же не приветить, не угостить деву красную?
Первуша отломил кусочек, встал, полуденнице протянул. Взяла с благодарностью, улыбнулась. Первуша сало съел, хлеб. Крошки хлебные с тряпицы в ладонь стряхнул, в рот кинул. И снова голос сверху:
– Прилег бы отдохнуть, устал в дороге. А я постерегу твой покой.
– Последую совету. На тебя полагаюсь.
Первуша узелок с книгами под голову пристроил, вздремнуть немного успел. Вроде короток сон, а освежил. Да не сам проснулся, полуденница разбудила:
– Вставай, молодец, туча черная находит. Как бы дождю не быть. Слышишь – затихло все, как перед бурей.
– Спасибо за заботу!
Первуша, немного отдохнув и подкрепившись, отправился в путь. С полуденной стороны в самом деле грозовая туча надвигалась. Юноша шаг ускорил. Со слов Мышаты, уже скоро деревня быть должна. Сам-то если промокнет – не велика беда, а за книги редкие и сердцу дорогие опасался. Книги рукописные, чернила от воды поплывут, страницы склеятся – беда будет.
Как ни торопился, а туча догнала. На дорогу первые крупные капли упали. А с пригорка уже деревушка видна в полтора десятка домов. Первуша побежал. Издали видно было, как хозяева птицу и скот во дворы загоняют. В деревушку вбежал, запыхавшись. Гром громыхнул так, что земля затряслась, молния ослепила. Первуша в первый же двор постучался. Хозяин на крыльцо вышел, под навесом остался:
– Кого нелегкая принесла?
– Хозяин, пусти от непогоды укрыться.
– Ступай дальше, самим места мало!
И в избу зашел. Во второй избе сжалились. Молодуха с крыльца легко сбежала, калитку отворила:
– Зайди, путник. Непогода надвигается, негоже человеку мокнуть.
– Спасибо.
А дождь из редких капель уже в ливень перешел. На крыльцо, под навес, оба заскочить успели. Первуша сразу за узелок схватился. Едва-едва подмок, но не страшно, его у печи подсушить можно, книги выложив. Молодуха дверь открыла, кивнула:
– Будь гостем, проходи.
Избенка маленькая, в одно помещение, посредине русская печь. В подвесной, на жердине, люльке младенец спит.
– Что же, одна проживаешь? – огляделся Первуша:
– Муж на отхожий промысел подался, плотничает. А я с дитем.
– Бывает. Соседи-то не обижают?
– В первой избе куркуль-мироед. А так в деревне нашей люди добрые. Попросишь – помогают, а то и без просьбы подсобят.
– Одной женщине плохо. В хозяйстве мужская рука нужна.
– Мыслю – проголодался с дороги? Угостить, окромя толокняной затирухи, нечем. Не побрезгуешь?
– Никогда.
Есть хотелось, прошагал он изрядно. А толокняная затируха – блюдо вкусное, полезное, хоть и не очень сытное, не сало, чай. С аппетитом миску толокнянки съел. А уж молодуха на лавку показывает:
– Отдыхай!
На улице полное светопреставление. Дождь в ливень перешел. Льет как из ведра, шумит. Периодически через маленькие оконца сверкает молния. А громыхает так, что молодица от испуга приседает, и несколько мгновений уши не слышат ничего, как будто мхом заткнуты.
Первуша книги вытащил, на лавку уложил, сверху хозяйскую подушку. Сам узелок сушиться у печи повесил. Молодица на печь взобралась. На столе только лучина горела, давая зыбкий круг света. Ночью младенец просыпался несколько раз, требуя есть. Но Первушу это не беспокоило. Проснулся утром, когда хозяйка у печи хлопотать стала, греметь горшками. Первуша прислушался. Дождь стих. Идти будет после ливня невозможно, пока дороги не просохнут. Он пожелал хозяйке доброго утра, вышел во двор. Солнце светило ярко, небо чистое, от влажной земли парит, как легкий туман. Слышно, как в соседних дворах хлопочут хозяева.
Молодуха корову подоила, начала блины печь.
– Хозяйка, чем помочь?
– Крышу бы поправить на амбаре, совсем худая стала.
– Подсоблю.
Первуша на амбар забрался. Амбар бревенчатый, без окон. В селах и деревнях в них хранят запасы муки, зерна, круп, других припасов – масло в бочках, вино – кто побогаче. В городах амбары в первую очередь купцам потребны – для хранения товаров.
Амбар давно построен, крыша деревянными плашками крыта, как черепицей. Некоторые уже сгнили от времени. Кто побогаче, пропитывал их вареным маслом для стойкости к влаге. Первуша насчитал десяток сгнивших плашек, вытащил одну – для образца. Сделаешь не по размеру – не подойдет. Спустился на землю, спросил у хозяйки:
– Доски или бревна есть? И топор бы мне.
– Все в сарае. Не торопись, поснедаем, потом работать.
Давненько Первуша молочка не пил, да с блинами, в охотку пошло. Потом за дело принялся. Досок не было, лучковой пилой бревно распустил. Вышла почти готовая плашка. Обтесал немного, за деревянные гвоздики принялся. За работой время быстро летело. На крышу плашки забросил, сам поднялся. С амбара видно далеко – роща вдали, озеро блестит. Заменил трухлявые плашки, закрепил гвоздями. Железные в деревне почти не применяли: дорого железо стоило. За железный меч всю деревню купить можно, вместе со скотиной. А деревянные выстрогать – бесплатно, только время потребно. На тонкую деревянную палочку с заостренным концом такой гвоздь похож, только без шляпки. С чувством удовлетворения подремонтированную крышу осмотрел. Уже слезать собирался, как заметил приближающуюся к деревне стаю птиц. Вроде ничего необычного – пара десятков воронов. Только вороны живут в облюбованных местах и не мигрируют, как грачи или утки, не перелетная ворон птица. Гвалт подняли, усевшись на дерево. Ветки облепили, дерево черным сделалось от черного оперения. Первуша сплюнул. Ворон – плохая птица, настоящий хищник и мусорщик. Не стервятник, конечно, но и гнезда разоряет, и что плохо положено, на виду, утащить может.
