Расчет был, и я о нем знала, но рассказывать про заем на квартиру не стала. Это только подтверждало его слова, а мне ужасно хотелось, чтобы он оказался не прав. Хотя бы в этом вопросе. Эдди дорогой молчал, наверное, пытался для себя выяснить подоплеку Сабининого отношения к Петеру. Задумчивость его так и не прошла за то время, пока мы добирались до магазина иноры Эберхардт. И радости озарения от понимания на его лице так и не появилось. Да, для тех, кто не знал о данных Сабине деньгах на квартиру, ее отношение к мужу выглядело чуть ли не жертвой. Но Эдди в такое ни за что бы не поверил.
На двери магазина висело объявление, что он закрыт. Никаких дополнительных объявлений о причине не было. Но такое событие не утаишь — центр города, сплетни разнесутся очень быстро. Эдди подергал ручку, но парадный ход признавать его не желал, а сигнальный артефакт при входе был отключен, поэтому мы пошли к черному ходу, дверь которого признавала нас обоих.
Инора Эберхардт сидела в торговом зале в кресле для покупательниц и мрачно смотрела на чашку, стоявшую перед ней. Но она ее не видела, взгляд скользил сквозь предмет, не фокусируясь на нем. Рядом с таким же безучастным видом сидел Петер. Наш приход остался ими не замеченным.
— Маргарета, ты себя уморить хочешь?
Инора Эберхардт вздрогнула, взгляд ее обрел осмысленность, она даже попыталась нам улыбнуться.
— Мы с инором Гроссером чай пьем, — сказала она тихо.
— Вижу я, как вы чай пьете, — проворчал Эдди. — Он уже давно остыл.
— Я заварю новый, инора Эберхардт, — предложила я.
— Да, спасибо, Штефани, — ей все же удалось мне улыбнуться. — Завари. А потом можешь идти домой. Ни к чему тебе здесь сидеть.
Петер и она сама выглядели такими убитыми горем, что я непременно задержалась бы, если бы не обыск, который должны провести сегодня у меня дома. Не знаю, что они там собирались найти. Лишних вещей в квартире не было. Да и не только лишних — зачастую там не хватало самого необходимого. Возможно, они думали найти какие-то записи? Но бумага была только в книгах, а больше там даже самого маленького ее клочка не сыскать. Уж я-то точно знаю — ни одного невычищенного уголка у меня не осталось, а значит, все, что можно было найти, я уже нашла. Но находить особо, кроме мусора, было нечего…
И в самом деле, не успела я прийти, как раздался стук в дверь. Я ее открыла и застыла в удивлении. Кого-кого, а Рудольфа я совсем не ожидала увидеть. Но потом я заметила с ним рядом незнакомого инора и вспомнила, где работает этот мой «поклонник». Все сразу стало на свои места.
— Инор Брайнер, как я понимаю, вы пришли обыскивать квартиру Сабины?
— Штефани, я должен тебе объяснить…
— Мне ваши объяснения не нужны. Я и без них поняла, что наша первая встреча была вызвана служебной необходимостью.
— Штефани, да ты все неправильно поняла.
— Руди, может, приступим к делу, а поболтать ты и потом сможешь, — потерял терпение его напарник.
Я посторонилась и пропустила их внутрь Сабининой квартиры. Мне скрывать нечего. Рудольф виновато на меня посмотрел, но больше ничего говорить не стал, прошел мимо и приступил к тому, ради чего пришел. Я думала, что они сразу начнут перебирать вещи, но сыскари повытаскивали кучу артефактов, расставили в разных концах квартиры и начали перебрасываться непонятными фразами. Рудольф был полностью сосредоточен на деле и на меня не обращал ни малейшего внимания, словно я стала еще одним платьевым шкафом или тумбочкой. Мне это показалось настолько обидным, что я от них отвернулась и начала смотреть во двор.
— Инорита Ройтер, вы не покажете, где ваши вещи? — тронул меня за плечо напарник Рудольфа. — Чтобы нам сразу их отложить и не осматривать.
— Да у меня вещей-то, — я кивнула на стул, на котором только что успела сложить все, что было взято из приюта, — как чувствовала, что это понадобится. — А остальное здесь Сабины. Даже платье, которое на мне. Вы его тоже осматривать будете? Мне его снять?
— Штефани, — поморщился Рудольф, — не надо так.
— Для вас я — инорита Ройтер.
Я опять отвернулась к окну. Мне совсем не хотелось смотреть, как они роются в вещах, которые уже начинала считать своими. И Рудольфа с его обиженным лицом тоже не хотела видеть. Наверное, актерскому мастерству его с пеленок обучали.
— Оба-на! — раздался довольный голос за моей спиной. — Оно?
— Похоже, оно, — неохотно подтвердил Рудольф.
Я повернулась. Их пристальное внимание привлекло одно из платьев Сабины, то, у которого на юбке было большое жирное пятно. Я все подумывала им заняться, уж очень платье хорошо было — чуть переливающаяся ткань, нежные золотистые кружева… Внезапно мне пришло в голову, что ткань похожа на ту, что была на клиентке иноры Эберхардт. Той, которая оказалась моей матерью. Да нет, не может же быть у Сабины платье эльфийского шелка?
Глава 16
— Это платье Сабины, — зачем-то пояснила я, хотя меня ни о чем не спрашивали.
— Да мы и не сомневаемся, инорита, что оно вам принадлежать не может, — ответил напарник Рудольфа.
— Потому что у меня не хватит на него денег? — обиженно спросила я.
Ну да, где уж таким нищенкам носить столь дорогие платья! Я даже о ценности его догадалась, лишь когда меня ткнули носом. А раньше лишь смотрела и думала, что отчистить бы пятно, и был бы замечательный наряд на какой-нибудь торжественный выход. Но торжественных выходов не предвиделось, так что все желанием и ограничивалось.
— Потому что девушка, которой оно принадлежало, пропала до того, как ты покинула сиротский приют, — слегка смущенно пояснил Рудольф. — Я видел только описание, но очень уж вещь характерная, спутать сложно.
— Пропала? — Я вопросительно на него посмотрела.
— Тебе наверняка рассказывали про Марту, что до тебя была? Это ее платье. Она из очень обеспеченной семьи, но поругалась с родителями и решила сама зарабатывать на жизнь. С матерью она поддерживала переписку, хоть и не брала у нее денег, и та сильно обеспокоилась, когда известий от дочери долго не приходило.
— Мне сказали, что она уехала, — растерянно сказала я.
— Инора, у которой Марта снимала комнату, тоже так говорит. Что собрала вещи и уехала. Но к ней была применена ментальная магия. Когда ее допрашивали, остался лишь легкий след, почти неуловимый.
Ментальная магия? Богиня, во что же я ввязалась? Я испуганно на него посмотрела.
— Брайнер, лишнее болтаешь, — проворчал его напарник.
— Штефани не может быть замешана. Она все это время была в приюте.
— Может, не может, откуда тебе знать? Аккерман позвала ее, не какую-нибудь другую инориту, значит, были на то основания. Да даже если не замешана, может проболтаться тому, кто замешан.
Он уставился на меня с подозрением. Я даже растерялась. Как себя вести в ситуации, когда тебя обвиняют в том, чего ты не делала, меня не учили. Непонятно даже, в чем меня обвиняют. В том, что я могу рассказать неизвестно что неизвестно кому? Да я почти ни с кем не разговариваю!
