— Он утонул, но рассказывали, что кто-то видел, как из моря вытянулась рука и ухватила его за горло, потом унесла за собой в пучину.
Олаф невольно перевел взгляд в сторону моря, как будто ждал, что громадная рука неведомого существа появится вдруг из воды, как напоминание, как ужасный знак, намекающий на что-то существующее помимо их привычной жизни...
— Убрать парус! — раздался крик Инегельда.
Олаф встряхнулся, оглядываясь вокруг себя. Викинги без всякой суеты делали каждый свое дело — кто-то убирал парус, кто-то занимался веслами. Колбейн, стоящий у рулевого весла, чувствовал возросшую нагрузку. Его мышцы напряглись, пытаясь справиться с управлением драккара.
Небо темнело. «Око Дракона» относило ветром к северу.
Именно сейчас Инегельд пришел к мысли, что зря доверился Ульберту. Им стоило с самого начала выхода в Балтику забирать южнее и держаться германских берегов. Но Ульберт настаивал на том, чтобы идти мористее, избегая приближения к берегу. Сейчас вряд ли бы нашелся человек, который бы с уверенностью сказал, насколько долгой и сильной будет буря.
— Один, помоги нам! — викинги рассаживались по своим местам, готовясь к шторму.
Качка усиливалась. Колбейна у рулевого весла сменил более сильный физически и еще не утомленный Рогнвальд. Внезапные порывы ветра бросали ладью то в одну сторону, то в другую. Рагнар, пробираясь на корму, неожиданно для себя отметил, что Ульберт кажется чересчур спокойным и хладнокровным. Он стоял у правого борта и смотрел в сумеречную глубину пространства перед ними, где море уже нельзя было отличить от неба, и словно ждал чего-то.
— Держись, Олаф! — Хафтур оказался рядом с ним, ободряюще хлопнув по плечу.
И сразу вспомнилось... Лодка, качающаяся морская бездна под днищем и шепот смерти, еле уловимый, но настойчивый, бесконечный...
И вдруг... что это? Олаф явственно увидел лицо Эгиля, будто склонившееся над ним. «Ты узнаешь о свом отце, когда сам захочешь умереть, но не сможешь...»
Пророчества Эгиля всегда сбывались. Выходит, он переживет эту бурю.
* * *
Была уже глубокая ночь, когда ветер внезапно стих. Из-за туч выглянул ущербный месяц. Викинги зашевелились, благодаря богов за то, что не отправились на дно морское. Однако кое-кого они все же недосчитались. Тьостольв из Осеборга, неосторожно переходивший с носа на корму, когда этого уже нельзя было делать, упал за борт и камнем ушел в пучину. Эгир принял его...
— А кто-то говорил, что плыть по Балтике, все равно что рыбачить на озере Мьес, — пробормотал кто-то за спиной Олафа.
Насквозь промокшая куртка, ощущение сырости, и крохотный комочек тепла где-то внутри... — это поднимающаяся радость от мысли о том, что остался жив.
Более опытные викинги, повидавшие на своем веку немало штормов, уже были озабочены совсем другим. Слышались распоряжения Инегельда, и ропот недовольных, многие считали, что корабельные дела следует отложить до утра.
— Смотрите, огни!
Десятки глаз напряженно всматривались в темноту, и вскоре огни стали видны даже наименее зорким из них.
— Земля....
Бросившийся к рулевому веслу Колбейн начал выравнивать ход судна.
— На весла! — прозвучала команда Инегельда. Сейчас ставить парус не имело никакого смысла. Привыкшие к веслам викинги резкими, умелыми движениями направили «Око Дракона» к берегу.
—Что это может быть? — спросил Инегельд Ульберта. — Остров Рюген?
Тот ответил не сразу. Долго всматривался он в смутные очертания берега. Наконец, повернувшись к Инегельду, медленно проговорил:
— Похоже, это не Рюген. Нас относило к северу... Может, Готланд? Я не уверен, сейчас слишком темно.
Известие о том, что они находятся недалеко от острова Готланд, не слишком обрадовало тех, кто понимал, в чем дело. Эти воды издавна принадлежали свейским конунгам. Упсальские викинги не любили чужаков, а один драккар совсем не обеспечивал преимущества в морском бою. Оставалось надеяться, что они сумеют благополучно уйти из этих мест, не столкнувшись с хозяевами этой части моря.
Инегельду оставалось только пожалеть о том, что в его команде было очень мало тех, кто плавал по Балтике и, стало быть, мог помочь советом.
— Ты видишь огонь? — рядом с Инегельдом встал Рагнар. В его голосе была слышна тревога.
— Он почти не виден... Странно! Ведь мы подплыли совсем близко...
— Кто мог зажечь его?
— Спроси Ульберта. Он знает побольше моего о здешних местах.
Легкая издевка в словах Инегельда не ускользнула от внимания Рагнара. Не слишком ли много он себе позволяет? Или хочет показать, что Рагнар без своего отца — всего лишь малоопытный несмышленыш, не способный быть во главе дружины? «Инегельд... Если бы не покровительство отца, ты дорого заплатил бы мне за свое высокомерие», — подумал Рагнар, отходя от него. Свободного пространства на ладье было мало, и он нечаянно задел кого-то из гребцов.
— Ульберт, — позвал Рагнар проводника. — Что могут означать эти огни? Насколько мне известно, здесь нет порта?
— Ты прав, Рагнар, — ответил Ульберт. — Места здесь пустынные. Селения островитян, если это Готланд, находятся на западе. Пока я ничего не могу сказать тебе, надо дождаться утра. Тогда все и увидим. А сейчас нужно бросить якорь. Не будем подходить к берегу слишком близко.
* * *
Олафу снилось, что он плывет один на лодке, и бурное море вокруг него похоже на кипящий котел. Как говорили предки викингов, он плыл Дорогой Китов, и только благосклонность богов могла помочь ему выжить. Быстро гребет веслом Олаф и вдруг видит — прямо на него выплывает огромная туша кита. Еще мгновение, и волна от его движения накроет лодку. Олаф делает нечеловеческие усилия, пытаясь избежать столкновения с морским гигантом. Кит точно такой, как его описывали в своих рассказах викинги, которые встречались с ним в открытом море...
Кит все ближе и ближе... Олаф разворачивает лодку, не отводя взгляда от чудовища, и неожиданно понимает, что кит мертв. Он просто плывет, огромные глаза его закрыты, и брюхо, гигантское белое брюхо, похожее на брюхо белой рыбы, распорото будто ножом великана... Из брюха появляется обнаженная женщина, она делает Олафу какие-то знаки, напоминающие знаки жрецов. Олаф продолжает грести, внезапно понимая, что женщина — это Ингрид. Она зовет его и смеется над его страхами...
— ОЛАФ! ОЛАФ! ТЫ БОИШЬСЯ МЕНЯ?
Олаф замирает, не в силах более сопротивляться этому манящему зову, подплывая на лодке к Ингрид, он с ужасом видит, что та превращается в Гейду, свою мать! Гейда усмехается и поднимает острый меч.
— ИДИ КО МНЕ, ОЛАФ! ИДИ ЖЕ...
Вздрогнув, Олаф проснулся. Рядом спал Айво, а Хафтур уже стоял у борта, вглядываясь в очертания берега. Легкий туман висел над заливом, и берег проступал сквозь него какими-то чернеющими пятнами, то исчезая, то появляясь вновь.
