— Как мрак и холод древнее света и тени, — сказал Эгиль, — так и судьба человека идет впереди него. Скульд и Вердари знают о том, и кому суждено погибнуть от меча, тот не умрет от голода, а кто потеряет разум, а затем и жизнь от страшной болезни, тот уже не утонет. Люди боятся того, что не знают чего-то, а лучше бы они боялись другого... О своем отце узнаешь тогда, когда сам захочешь умереть, но не сможешь, есть некто, кто прячет себя за двумя личинами... но для всех — лик один, а второй — скрыт от любопытных глаз... в ночь, когда сын Мундильфари покроется кровью — откроется истина... Отвергнутый однажды — ищет свое, а найдет смерть... А есть и тот, кто надеется блеском золота откупиться от чужих богов, смерть идет по пятам тех, кто беспечен. Ночная птица укажет дорогу тем, кто способен видеть... не верь тем, кто лжив языком, восемь глаз деревянного бога принесут смерть под дождем... — Эгиль смолк, и посмотрел мимо Олафа в сторону заката, где краснеющий шар солнца медленно опускался в море.
— Восемь глаз деревянного бога... — повторил Олаф, как будто находясь в плену удивительной фантасмагории, где будущее было начертано незнаемыми письменами на невидимом полотне. — Разве может быть такое?
— Все было и все может быть в этом мире, который лишь врата к другим мирам...
* * *
Колбейн, стоящий на рулевом весле, зорко всматривался в горизонт. Хотя он не был так опытен, как Виглиф Беспалый или Хафтур, все же чутье морского бродяги в седьмом поколении его не подводило. Эти легкие облачка, такие маленькие, но такие опасные... Внезапно усиливающийся ветер надувал квадратный парус «Ока Дракона», и очень скоро усилия гребцов совсем не понадобятся. Они уже обогнули оконечность Скандинавского полуострова, и теперь впереди был открытий морской путь, бесчисленные островки королевства данов остались позади.
Вместе с Колбейном с тревогой вглядывались в небо и другие викинги. Ульберт, их проводник и лоцман, подошел к Рагнару, находящемуся на носу драккара.
— Похоже, будет шторм, Рагнар...
— Вижу, — сын Стейнара даже не взглянул на стоящего рядом с ним человека. Этот Ульберт неизвестно по какой причине вызывал у него смутное беспокойство. Казалось, он украдкой постоянно разглядывает сына ярла, словно пытается угадать дальнейший ход его мыслей и действий. Хотя, если разобраться, может, именно так и должен вести себя проводник?
— Ты раньше слышал что-нибудь о князе Людовите? — спросил Рагнар, видя, что Ульберт не уходит, как бы ожидая указаний.
— Да, я слышал о нем, — с готовностью ответил Ульберт. — Но никогда не встречался.
— Значит, ты никогда не видел его дочь?
— Верно. Но я слышал, что она красива. Очень красива.
— Да, она красива... — задумчиво повторил Рагнар, глядя в море, где поднимающийся ветер нагонял белые гребешки волн. Ягмира, Ягмира... ждет ли она его? Они сказали друг другу всего несколько слов, и трудно было понять, как она отнеслась к нему? Ее отец несомненно имеет большую власть над ней. И его слово будет решающим. Значит, надо понравиться, прежде всего, князю Людовиту. А ее любовь? Он сумеет завоевать ее позже...
В этот момент Олаф, находившийся на корме, рассеянно слушал рассказ отложившего весло викинга по имени Рог- нвальд о набеге на Аахен, во время которого викинги сожгли гробницу самого Карла Великого.
Эти города Валланда... Олаф еще ни разу не был ни в одном из них и только чувствовал их притягательную незримую власть, они манили, влекли к себе, как звезды, иногда казавшиеся такими же недоступными, а иногда, после рассказов побывавших там викингов, — вполне земными, близкими.
Рогнвальд был родом из Раумрике, долгое время жил в Западном Фолде, но после набегов в Ирландию и Британию, переменил нескольких вождей. В конце концов оказался у ярла Стейнара. Рогнвальд был огромного роста, с копной рыжих волос, почти вылитый ас Тор, и в бою часто любил сражаться с двумя мечами в обоих руках. Это требовало особой сноровки, но все, кто видел это, признавали, что в рукопашной схватке Рогнвальд был страшен.
— А ты бывал когда-нибудь в Кюльфингаланде? — спросил его Олаф. Теперь эта область была для него особо притягательной. Он ловил любое упоминание о ней, где бы ни слышал.
— Нет, не приходилось, — покачал головой Рогнвальд. — Но, кажется, Ульберт, наш проводник, бывал там, зачем тебе?
— Я слышал, там много интересного. Хотелось посмотреть.
— Интересного? — хмыкнул Рогнвальд, взлохматив свою рыжую гриву. — Интересного много везде, смотря, чего тебе хочется больше. Если тебя интересуют женщины, то отправляйся лучше в землю фризов. Их женщины добры, податливы и не помнят зла. А если же ты желаешь посмотреть на монахов, тогда твой путь — в Ирландию. Если отправишься в море ромеев, то увидишь по побережьям смуглых красавиц, которые ходят в легких сорочках. Я, правда, там не бывал, но много слышал от своих приятелей о том, как бывает там жарко. Вода такая теплая, что можно купаться целый день... Если плыть по Ромейскому морю дальше, то, говорят, можно доплыть до города Иерусалима, того, где находится гроб их главного Бога, Белого Христа...
— И каждый может подойти и посмотреть на него? — удивился Олаф, смутно припоминая все, что раньше слышал об этом.
— Про это я не знаю, — с заметной неуверенностью ответил Рогнвальд. — Монахи в Дублине как-то говорили про это, но я особо не прислушивался. В одну ночь ирландцы вырезали две сотни наших, и нам пришлось здорово попотеть, чтобы вырваться из этого мертвого кольца. С тех пор я не люблю монахов.
— А они-то здесь при чем?
— Под видом монахов к нам в лагерь пробрались лазутчики ирландцев. Ночью они перебили часовых, и с этого все и началось.
— А бывал ты в южной Англии? — вмешался в разговор молчавший до этого Виглиф Беспалый, сидевший у левого борта. — В том месте, где выставлены громадные камни, такие, что не под силу поднять и нескольким карлам?
— Я слышал про них, — кивнул Рогнвальд. — Это капища древнего племени великанов, что жили раньше на тех землях.
— Мне приходилось слышать другое, — усмехнулся Виглиф. — Кельты, что живут там, говорят, что эти камни передвигал один их колдун по имени Мерлин. Но про великанов я тоже слыхал. Хакон Угрюмый говорил мне, что собственными глазами видел череп, похожий на череп человека, но только раза в три больше. Они нашли его на острове Скай. С ними был жрец Одина, который сказал, чтобы череп сбросили в море. Но Хакон и остальные не послушались его и разрубили череп, чтобы посмотреть, что у него внутри.
— И что же они увидели? — ухмыльнулся Рогнвальд.
— Те же кости, что и у человека, — сказал Виглиф. — Но дело тут в другом. Жрец сказал, что они накликали на себя несчастье. И верно. Двое из тех, рубивших череп и присутствующих при этом, погибли от разных смертей, но ни у кого не было в руке меча. Хакон Угрюмый прожил после этого две зимы и говорил мне, что надеется уцелеть. Не вышло...
— Что же с ним случилось?
