— Это не так-то просто, — вскинул голову Вороний Глаз. — Ты сама знаешь, что у меня не было подходящего момента. А добраться до него очень трудно.
— Да, да, — кивнула Гейда, задумавшись. Им обоим было хорошо известно, о ком идет речь: Харальд Весельчак, давно приговоренный злопамятными данами к смерти. Но убить вспыльчивого и мстительного ярла было чрезвычайно нелегко. Им оставалось только ждать. Ждать и надеяться...
* * *
Третий день Олаф и Хафтур шли на юг, держась извилистой береговой линии. С тех пор как они видели охотников в звериных шкурах, им не встретился более ни один человек. В этой земле, мрачной холодными ночами и полной какого-то жутковатого великолепия при свете дня, казалось, и не могла жить ни одна живая душа. Ночью, засыпая, Олаф думал о страшной бездне, Гиннунгагапе, которая окутывала землю и была началом всего...
[24]
Наверное, именно так и выглядела земля тогда, когда сыны Бора — Один, Вили и Be, убили первого великана Имира и сотворили из его мертвого тела нынешний мир. Из его костей были созданы горы, а из зубов — скалы, а из крови — моря...
Хотя людей путники не встречали, Олафу временами мерещилось, что духи холода, дети великана Боргельмира, неотступно и незримо следуют за ними, чужаками в этом безжизненном краю.
Днем говорили мало, тяжелая дорога отнимала много сил. Хафтур шел первым, выбирал более удобный путь, Олаф держался сзади, стараясь не отставать.
До наступления темноты оставалось не очень много времени, когда Хафтур, взобравшись на пригорок, раздраженно вскрикнул. Олаф, хорошо чувствуя своего наставника, понял: что-то случилось. И не ошибся. Подойдя ближе, он увидел впереди полоску воды. Дорогу им преградила небольшая речка, впадающая в море. Хотя оба хорошо плавали, переправиться на тот берег с поклажей представлялось делом очень трудным.
— Пойдем вверх по течению реки, — сказал Хафтур, вглядываясь в противоположный берег, покрытый густым лесом. — Быть может, там есть более удобное место для переправы.
В его голосе не было уверенности. Олаф понимал, что викинг просто хочет обдумать, как им быть дальше. У него мелькнула мысль о плоте. Но чтобы его построить, требовалось время.
Они устало шли по высокому берегу, пока воздух не стала заполнять сумеречная синева — предвестник наступающей ночи. В узкой ложбинке Хафтур сбросил с себя мешок с моржовым мясом.
— Переночуем здесь.
Олаф также освободился от своей ноши, расправляя натруженные за день плечи. Пока викинг разжигал костер, юноша поднялся выше по холму. Ему хотелось посмотреть, куда им идти дальше.
Оказавшись на вершине, он посмотрел на изгиб русла реки, и вдруг его как будто толкнули в грудь... Совсем недалеко от того места, где он стоял, полускрытая в зарослях кустарника, прилепилась к берегу лачуга. Вначале Олаф подумал, что она ему просто мерещится. Он протер глаза и глянул снова. Лачуга не исчезла. Она чем-то напоминала жилище, в котором жил Эгиль. Олаф замер, весь превратившись в слух. Ему показалось, что он слышит голоса... Юноша огляделся. Кто может жить здесь, в этой пустоши? Вряд ли это охотники, которых они встречали. Хафтур говорил, что те живут в странных домах из звериных шкур. Но кто тогда живет здесь? Или лачуга пустует?.. А как же голоса?
Сердце у парня сжалось от недоброго предчувствия, но любопытство взяло верх. Стараясь двигаться бесшумно, он спустился с холма и приблизился к лачуге, остановившись шагах в двадцати.
В зыбкой тишине, сотканной из холодного воздуха, он смутно различил только далекий крик чаек. Лачуга по- прежнему казалась необитаемой. Олаф облизал обветренные сухие губы, не решаясь сделать еще несколько шагов.
У него мелькнула мысль, что он зря не предупредил Хафтура. И теперь тот будет искать его и может разозлиться. Пока он раздумывал, какой-то неясный звук сзади привлек его внимание. Но понять причину этого звука Олаф не успел, почувствовав прикосновение к своей шее холодного лезвия.
— Не шевелись, — прошептал кто-то странным голосом, быстро обшаривая его сзади.
Олаф замер, сообразив, что столкнулся с обитателем лачуги.
— Я не причиню никому зла, — сказал он, подражая манере своего наставника, когда тот говорил с людьми в звериных шкурах.
— Я убью тебя, если ты сделаешь хоть одно резкое движение, — продолжал все тот же странный голос, мало похожий на голос взрослого мужчины. — Медленно повернись...
Олаф подчинился приказу и с удивлением увидел перед собой темноволосую девушку в куртке из оленьей кожи, державшую в руке охотничий нож с широким острым лезвием.
— Кто ты? — спросила девушка, глядя на него с тревогой и неприязнью в глазах.
—Я — Олаф, — ответил юноша, размышляя о том, каким образом эта девушка может жить в одиночестве в такой глуши? Но, может быть, она живет не одна?
— Что ты здесь делаешь? — девушка говорила, как-то по- особому выделяя слова. Это был чужой говор. И Олаф скорее узнавал слова по знакомому звучанию, нежели по интонации. На это не очень-то тяготило, в свое время и язык викингов был не слишком привычен для него.
— Ищу место для ночлега. — Олаф не торопился говорить, что он здесь не один.
— Место для ночлега? — девушка усмехнулась, поглядывая на него темными красивыми глазами. — А где ты ночевал прошлую ночь?
— Там, — он показал рукой в сторону севера.
— Откуда ты идешь?
— С севера.
— Ты не похож на людей саами, — медленно проговорила девушка, продолжая внимательно изучать парня.
— Да, я не лапландец, — поспешил заверить ее Олаф. — Я приемный сын ярла Стейнара, сына Асмунда.
— Я не знаю никакого ярла Стейнара! — резко бросила девушка, нахмурившись. Очевидно, что-то в ответе юноши ей не понравилось.
— Он живет далеко от этих мест, — пояснил Олаф.
— Как же ты здесь оказался? — недоверчиво спросила обитательница лачуги.
— Во время бури нашу лодку занесло к этим берегам...
— Вашу лодку? — насторожилась девушка.
Олаф понял, что допустил промах. Ей не следовало откровенно лгать. Он чувствовал, что она довольно проницательна, несмотря на юный возраст.
— Да, нашу лодку, — быстро нашелся Олаф. — Эта лодка принадлежит ярлу Стейнару.
— Почему же ты не утонул?
— Не знаю, — он пожал плечами. Страх куда-то пропал. Теперь незнакомка не казалась опасной. И руку с ножом она опустила. — Наверное, так было угодно богам.
— И ты хочешь, чтобы я тебе поверила?
