– Ну это не проблема, – засветился проводник, – хоть чуток, его тут многие знают. А… командовать кто?
Марк задал вопрос и аж сжался от собственной наглости.
Грифич хмыкнул, но ответил:
– Белова Макса хочу поставить – достойный офицер.
– Так я ему родственник – жены отчим ему дядей в четвертом колене приходится!
Эльзасец аж засветился и принялся поглядывать по сторонам горделиво – эвона какая честь родичу оказана! А значится, и ему!
* * *
Десять тысяч против пятидесяти – не смешно, но… По местным правилам, врага не полагалось убивать, если он сдается. А увидев против себя ТАКУЮ армию, французы бы непременно сдались. И что потом с ними делать? Тащить за собой – так они темпа не выдержат. А не тащить – так их освободят основные силы французских войск. Дилемма….
Решил проявить милосердие: не гуманизм проснулся, просто решил не «дразнить собак» – все-таки Франция пока, несмотря на Революцию, великая страна. Если хотя бы на время прекратит междоусобные разборки… да колониальные войны… да вялотекущую войну с Испанией… и сосредоточит свои силы на возрождающейся Империи… Могут и задавить. Не хватало еще, чтобы на него повесили «образ врага» – пусть лучше тратят свои силы в драках с другими.
Поэтому…
– Французские солдаты! – Выехал на поле переговорщик – дьякон-расстрига из РПЦ, которого он взял в Свиту за неплохое знание языков и чудовищной мощи голосину.
– Император не желает ваших смертей, – басил расстрига, которому, пожалуй, даже мегафон не слишком был нужен…
– Нас больше пятидесяти тысяч, вас – меньше десяти. Как умеют драться венеды и насколько хорош как полководец наш император, вы уже знаете. Он предлагает вам сдать оружие. Никакого плена! Отдавайте оружие, и можете идти куда вздумается. Офицеры остаются с личным оружием!
Расстрига повторил это несколько раз в разных вариациях, после чего вернулся. Через полчаса от стоящей в полной боевой готовности французской армии подъехали переговорщики – аж четырнадцать человек, причем комиссаров
[52] среди них было пятеро.
В лагере Померанского приняли их весьма дружелюбно.
Нужно заметить, что французы оглядывались несколько… брезгливо. А как же – никаких шатров для офицеров, даже штабная палатка самого императора меньше, чем у иного французского лейтенанта. Для привыкшего к невероятной пышности Парижа зрелище и правда было достаточно убогое. Правда, когда они заметили безукоризненную чистоту и весьма добротную одежду солдат, лица приняли несколько иное выражение.
– Никаких ловушек и урона для чести, – повторил Рюген специально для комиссаров, – личное оружие остается у офицеров, знамена тоже ваши. Но вот пушки и иное оружие заберу. Я не хочу воевать с Францией. Все враждебные для меня договора заключали либо Бурбоны, либо их сторонники. Не думаю, что обычные французы жаждут проливать кровь за интересы свергнутой династии.
Дальше попаданец вплел в свою речь штампы из двадцать первого века. Там они были безвкусной банальщиной, здесь – глотком свежего воздуха, Истиной. А война Франции с Империей в период Революции – это явное Предательство Аристократии, задумавшей отвлечь народ от Преступлений Бурбонов. Сам же кайзер прямо-таки жаждет Мира и Дружбы с Великой Францией…
Пафос и пошлость зашкаливали, но речь была рассчитана на «пламенных революционеров», каковых, к своему изумлению, он обнаружил и среди офицеров
[53].
– Ну и бред же, – сказал негромко квартирмейстер, когда французская делегация удалилась. Император фыркнул:
– А как слушали зато… Если они подобную ерунду воспринимают всерьез, то, может быть, ее воспримет и остальная часть французской армии? Честно говоря, не хочу драться с Францией всерьез, пусть лучше так…
– Может быть, – с явным сомнением протянул генерал, – но вся эта политика…
– На моем посту приходится быть не только полководцем, но и политиком, – флегматично заметил Игорь. – Да впрочем, иначе я бы и не залез так высоко. Так что собирай трофеи, да отходим. Франки сейчас на нас не должны полезть: даже по численности силы примерно равны, подкрепление там затребуют и прочее… Так что время и силы на Виттельбаха у нас есть.
глава тринадцатая
Обезоружив группировку врага, Игорь начал отступление, и вскоре к нему присоединились другие части, «гулявшие» по Эльзасу, принеся достаточно оптимистичные новости. Около восьми тысяч французов были убиты и где-то столько же – ранены. Потери венедов были вдесятеро меньшие, да и те по большей части из-за сверхскоростного марша и сопутствующих проблем.
Уходили уже не так поспешно: как бы ни повернулась ситуация, боя Померанский не боялся. Не хотел, это да – ПОКА экономическая мощь Франции превышала аналогичную в Империи едва ли не на порядок, да тут еще и Англия да местные «сепаратисты» вроде баварского Виттельбаха… В общем, в прямом бою французам ничего не светило, но боя хотелось избежать – большие сражения могут перерасти в Большую Войну, а начнись длительное противостояние, тут могут начаться проблемы… А против Англии и Франции одновременно… Рано еще.
А пока… пока есть шанс, что французы отойдут в сторону и сосредоточатся на других проблемах.
Вернувшись, Рюген приступил к осаде баварского лагеря. По сути, дел в данном случае у него не было – Фольгест справлялся вполне грамотно, и император просто сидел в шатре либо фехтовал. По какой-то неясной причине настроение у Игоря было скверным: казалось, что он что-то упустил, но вот что?
Пришли известия из Ольденбурга – Николич решительным ударом расправился с ганноверскими частями, сделав это буквально за несколько часов до подхода англичан. Но, по правде говоря, битву нельзя было назвать особо жестокой: ганноверцы откровенно боялись славян, и после трехчасового артиллерийского обстрела полки начали сдаваться. Впрочем, «вялой» битву могли бы назвать разве что венеды, чья артиллерия показала прямо-таки эталонную работу, сократив число ганноверцев почти на треть, израсходовав для этого почти весь наличный порох.
Возможно, немецкие подданные английского короля и проявили бы большую стойкость, если бы не два НО. Во-первых, Георг несколько заигрался, вытягивая все новых и новых солдат для своих колониальных войн. Так что после длительного падения уровня жизни и дичайшего оттока мужчин боеспособного возраста уровень патриотизма тоже упал. Во-вторых, ганноверцы прекрасно знали, что пусть в бою венеды не знают пощады, но вот к пленным относятся вполне гуманно, а перспективы поработать в шахтах и на лесоповалах их не пугали – за деньги-то. Не под пулями стоять…
