– Да, и если уж быть откровенной, этот Толя хоть и одет был прилично, но выглядел неважно, не тянул на «Анатолия». Какой-то неприбранный, глаза безумные… Все говорит и говорит про Иру, просит о ней подробнее рассказать. Я ему: с какой это стати я буду первому встречному рассказывать про Ирочку? Говорю ему: мол, как же я могу вас с ней поближе свести, если ничего о вас не знаю? Как я уговорю ее выйти за вас замуж? Мне же надо каким-то образом убедить ее, что вы достойный кандидат в мужья. Вот в таком плане у нас протекала беседа.
«За бутылочкой красного вина», – ухмыльнулась в душе Юля.
– И что же?
– Как что? Он принялся рассказывать о себе. Что у него есть собственный дом на окраине города и что он собирается покупать машину… Ну, я как услышала про машину, так и растаяла…
Юля слушала ее и не верила собственным ушам. Получалось, какой-то Толя, сомнительный тип, случайно познакомившись с Ирой Званцевой, притащился с бутылкой вина и тортом к ее соседке для того, чтобы навести о ней справки. Неужели такое бывает? Нет, она слышала, конечно, о том, что родители жениха или невесты, перед тем как сыграть свадьбу, пытаются что-то выведать о семье, в которую войдет сын или дочь. Собирают все сплетни, пытаясь определить степень положительности будущих родственничков. А вдруг в роду шизофреники или алкоголики? Но чтобы мужчина вот так позвонил в дверь к соседке своей избранницы и за бутылкой вина попытался вытянуть из нее всю правду о будущей жене, такого Юля себе представить не могла. Глядя на Веру Ивановну, пройдоху, подлую бабу, так по-свински обобравшую доверившуюся ей тихую пьяницу Ирочку Званцеву, она с трудом скрывала неприязнь к ней.
– Я ему говорю, – между тем продолжала с жаром рассказывать Абрамова, брызгая слюной, – иди, мол, к Ире и толкуй с ней сам, я-то здесь при чем? А он мне твердит, что сначала хочет все узнать о ней, чтобы потом неприятностей не было. Что у него серьезные намерения, а вдруг у нее темное прошлое или просто есть другой мужчина…
«Вот мерзавец!»
– Ну, я и сказала ему, что у Иры никого нет, что ей давно пора выходить замуж и рожать детей. Ничего плохого я о ней не говорила. Вы мне верите? И вот тогда… – Вера Ивановна внезапно смутилась, словно почувствовала, что подошла к самой неприятной части своего рассказа, порозовела и даже странно склонила голову набок, как бы ожидая удара от Земцовой, – …тогда он попросил меня рассказать о двух подругах, с которыми она была в кафе, где они и познакомились.
– А это еще зачем? – вырвалось у Юли. – Подруги-то здесь при чем? Как он мотивировал свою просьбу?
– Ну как же… – маленькие, сложно вылепленные уши Абрамовой заалели, а лицо и вовсе пошло бордовыми пятнами. – Скажи мне, кто твой друг… А накануне Ира на самом деле встречалась с Зоей и Женей в кафе, это я точно знаю, потому что она еще просила у меня денег взаймы… Сказала, покойница, что стыдно ей каждый раз за чужой счет кофе пить. Я понимаю, конечно, сколько же можно одалживаться у подруг… Но я-то знала, что деньги ей не столько на кофе нужны, сколько на такси. Хоть и бедно она жила, но страсть как любила на такси ездить. Бывало, вызовет такси, знаете, желтенькие такие машины, с шашечками, новенькие «Волги», так вот, сидит и ждет, пока за ней не приедут. Привычка с прошлого осталась, это дед ее избаловал, что ли…
– При чем здесь такси?
– Да такси как раз и ни при чем! Просто я, услышав про подруг, поняла, что этот Толя не врет, что он действительно мог увидеть всех троих – Ирочку, Зою и Женьку – в кафе. Увидел и решил спросить у меня, что это за подруги такие. А может… проститутки?
И по интонации, с какой это было сказано, Юля поняла, что слово «проститутка» в лексиконе этой особы является любимым и определяющим всю суть женской половины общества. «Такие, как она, – подумала Земцова, – в каждой особи женского пола видят проститутку, то есть свое собственное отражение, но никогда не признаются себе в этом».
Сейчас же, представляя себе Абрамову, поучавшую свою непутевую соседку и изгалявшуюся над ее дружбой с любвеобильной Пресецкой и одинокой Холодковой, Юля словно слышала, как та покрывает этим любимым словцом ее подруг, завидуя их молодости, любовникам, удачливости (в особенности, если разговор заходил о Зое) или, наоборот, злорадствуя по поводу их несчастий.
– И тогда он попросил, чтобы вы дали ему телефоны и адреса ее подруг? Так? – спросила Юля дрожащим от негодования голосом. Она вдруг все поняла, порывисто встала и в волнении заметалась по комнате. – Сказал вам, что хочет лично встретиться с каждой из них, чтобы поговорить об Ире, так? Так это было или нет? – крикнула она, остановилась и сжала кулаки – до того противно ей было смотреть на эту гнусную старуху. – Отвечайте, черт бы вас побрал, сколько он заплатил, чтобы вы дали ему всю информацию о Пресецкой и Холодковой? Сколько?
Ее всю колотило, она готова была накинуться на эту раскормленную розовую свинью, скользкую от ночного жирного крема с запахом дешевой карамели, к которому примешивался роковой запашок прокисшей «Пиковой дамы», и оттаскать ее за волосы.
Но реакция Абрамовой была удивительна: она вся обмякла, как тесто, и принялась хлюпать носом:
– Но я же не знала, что он собирается их всех убить… – Подбородок ее дрожал, по нему катились крупные слезы. – Я же думала, он хочет навести об Ирочке справки, чтобы жениться на ней. Я же не могла сказать ему, что она пьет, что у нее никогда не будет детей… Я хотела помочь ей…
«Она лжет, она подло лжет…»
– Парик пропал после его визита?
– Да… Я вышла в кухню, мне что-то надо было взять, и он мог успеть украсть у меня этот парик…
– Но почему тогда он не взял сразу ДВА ПАРИКА? Или больше? ТРИ, ЧЕТЫРЕ, столько, сколько ему было нужно для его черного дела?
– Да потому, что тот парик с локонами, который, как вы говорите, нашли на Зое, лежал на самом виду, был надет на болванку… Вот он его и взял. У него не было времени рыться в шкафу, где лежали остальные парики. Да и откуда бы ему знать, сколько у меня париков? Может, он у меня один?
– А какого числа вы пошли в парикмахерскую?
– На следующий день.
– А этот Толя, или как его там… он знал, что вы собираетесь в парикмахерскую?
– Да, дело в том, что у меня редкие волосы, я их стесняюсь, а у него голова заросшая, как газон. Я еще сказала, что ему постричься надо. И тогда он спросил, где ему лучше всего постричься…
– И вас не удивил этот вопрос? Он что, не знает, где стригут людей?
– Вопрос? Да, немного удивил. И тогда я подумала, что он наверняка приехал из деревни, раз не знает, где парикмахерские. Но выглядел он очень прилично… очень.
– Вы договорились с ним о встрече?
– Откуда вы знаете? – вылетело у нее, но было поздно.
– Так ведь и у вас тоже нет мужа. Вот вы и подумали, а почему бы вам самой не выйти замуж за этого фермера, или как его там, который собирается покупать машину? Разве могли вы допустить, чтобы такая горькая пьяница, как Ира, устроила свою жизнь раньше вас?
