Когда Гнатюк ушел, Венера поднялась наверх, прильнула к двери и долго слушала, как поскрипывает кровать и постанывает Адель, а потом спустилась в кухню и стала мыть посуду.
В конце июня, после школьного выпускного вечера, тело Адели было обнаружено в бытовке на краю заброшенного карьера. Она была изнасилована и забита до смерти железным прутом. Пол, стены, окно и даже потолок бытовки – все было забрызгано кровью. Ее автомобиль с разбитыми стеклами стоял неподалеку.
Через два часа был взят под стражу Шварц: в его доме нашли мобильный телефон, принадлежавший учительнице английского, и две стодолларовые купюры с пятнами крови.
Проходя через двор, Шварц оттолкнул конвоира и крикнул в толпу:
– Пацаны, это не я! Не я!
Тем же вечером на платформе пригородной электрички к Ефиму и Китайцу, которые наблюдали за пассажирами, подошел незнакомый мужчина. Он схватил Ефима за рукав и закричал во весь голос:
– Это он! Он! Я тебя узнал, сука! Узнал! Это ты меня по голове! Ты! В лесу!
Китаец перепрыгнул через ограждение платформы и скрылся в кустах.
Вынырнувший из толпы майор Гнатюк надел на Ефима наручники.
Втроем они спустились на стоянку, незнакомец сел за руль, выехали на шоссе и помчались на юг.
– А куда мы едем, товарищ майор? – спросил Ефим.
Майор крякнул, достал из кармана черный мешок и надел Ефиму на голову.
– Сколько вы хотите? – спросил Ефим.
– А ты подумай, – сказал майор. – У тебя будет время подумать. Налево, Сережа.
Машина съехала с асфальта, пошла враскачку по грунтовой дороге.
Минут через десять остановились.
Заскрипели ворота.
– Вылезай! – приказал майор.
– Так сколько хотите? – спросил Ефим.
– Все, – сказал майор. – Теперь – все. Все твое и все папенькино.
– Товарищ майор!..
Гнатюк крепко сжал его руку выше локтя, повел куда-то. Снова скрипнули петли, запахло погребом. Майор легонько подтолкнул Ефима, тот шагнул, покатился по лестнице, ударился головой и потерял сознание.
Ефим очнулся через час, может, через полтора.
Сел, провел ладонью по голове – крови не было, только шишка.
Встал, держа руку над собой, другую вытянул, наткнулся на бок стеклянной банки. Значит, он в погребе. Нащупал ступеньку, осторожно поднялся к двери, нажал плечом – дверь не шелохнулась. Вернулся к стеллажам, взял банку, разбил, выбрал из осколков тот, что побольше и поострее, сел, привалившись спиной к стене, замер, закрыл глаза, прислушался. Вокруг было тихо. Что ж, оставалось только ждать.
Но долго ждать ему не пришлось.
Сначала он услыхал, как кто-то пытается открыть дверь, потом его ослепил свет фонаря.
– Выходи, – сказала Венера. – Ты там живой?
Он выбрался наверх.
– Вот. – Она протянула ему пистолет. – Твой.
– Наручники… – Он повернулся к ней спиной. – У тебя есть ключ?
– Нет.
– Тогда стрелять придется тебе. Умеешь?
– Нет.
– В магазине восемь патронов. Целишься, стреляешь, считаешь. Если целей две или три… ты же правша? Тогда начинай с той цели, которая справа. Стреляешь справа налево. Все поняла?
– Все.
– На чем сюда приехала?
– На такси.
– А как догадалась, что надо сюда?
– Догадалась.
– Ладно, пойдем.
Они поднялись на крыльцо, замерли, прислушиваясь: в доме было тихо.
Ефим толкнул коленом дверь, и они проскользнули в прихожую, потом на цыпочках прокрались в гостиную. Из-за двери за лестницей, которая вела наверх, доносились голоса. Ефим лег на пол, попытался заглянуть в щель под дверью, но разглядеть ничего не смог. Встал, прошептал: «Только не останавливайся», ударом ноги открыл дверь, Венера вскинула браунинг, держа его обеими руками, и открыла огонь.
– Хватит, – сказал Ефим. – Хватит!
Он осторожно приблизился к майору – пуля разнесла ему голову, заглянул под стол – второй мужчина еще дергался. Кивнул Венере. Она выстрелила мужчине в голову.
– Ну как? – спросил Ефим.
– Нормально, – сказала она, облизывая губы. – Волосы дыбом.
– Ключи, – сказал Ефим.
Она вытащила из брючного кармана майора ключи, сняла с Ефима наручники.
– Надо сваливать, – сказал Ефим.
– Наверху кто-то есть, – сказала Венера. – Слышишь?
Они осторожно поднялись наверх, Ефим взял у Венеры пистолет, толкнул дверь.
В комнате было темно, но кто-то там был.
– Хто там? – услышали они старушечий голос. – Хто там есть?
Ефим щелкнул выключателем – под потолком вспыхнула плоская люстра.
У окна в кресле сидела древняя старуха в платочке. По тому, как она смотрела на него, Ефим понял, что старуха слепая.
– Вы хто? – спросила старуха.
– Этого, бабушка, мы и сами пока не знаем, – с облегчением сказал Ефим. – Ты тут одна? Больше никого тут нет?
– Хто вы? – снова спросила старуха.
Ефим выключил свет, закрыл дверь, повернулся к Венере.
– Это ты убила Адель?
– А могла бы?
– Могла, – сказал он. – Я думаю, могла бы.
– Спасибо, – сказала Венера.
– За что?
– Что подозреваешь меня, а не Шварца. И не Китайца. И вообще.
– Ладно, проехали, – сказал Ефим.
– Дальше что?
– Скоро придут свиньи и все сожрут, а пока жизнь наша…
– Свиньи?
– Неважно, – сказал он. – Пойдем. Деньги там же?
– Да.
Они спустились во двор, вышли за ворота.
– Теперь куда? – спросила Венера.
– Туда, – сказал Ефим.
Он взял ее за руку, и она вздрогнула, и Бог вздрогнул…
Девушка с юга
Старик наткнулся на девушку в овраге – она спала под кустом орешника, на спине, широко раскинув ноги и руки. В лесу так не спят. В лесу спят иначе – сидя или на боку, а если и на спине, то недолго. А девушка спала долго, лежала совершенно неподвижно, как мертвая или пьяная. Но от нее пахло не алкоголем, а крепким потом. Чужая, подумал старик. Илья Ильич Абаринов знал в округе всех женщин – в девяти случаях из десяти это были ветхие старухи. А этой лет семнадцать-восемнадцать. Может, меньше. Она не была похожа на москвичку, приехавшую погостить у бабушки. Городские не умеют спать в лесу. А эта спала крепким сном, не обращая внимания на черных крупных муравьев, сновавших по ее лицу, шее, рукам. Пятки у нее были черные, растрескавшиеся – долго шла босиком. Одета не пойми во что, похоже скорее на мешок, чем на платье.
