Шварц сделал обрез из охотничьего ружья, принадлежавшего старшему брату, который погиб на Кавказе, Китаец раздобыл гранату Ф-1, Ефим достал из тайника браунинг, Венера извлекла из кладовки детскую коляску, надела юбочку и накрасила губы.
Бандиты издали увидели молодую женщину, толкающую перед собой детскую коляску, и притормозили, а когда она, подвернув ногу, упала и при падении перевернула коляску, вышли из «бэхи». Водителя, оставшегося за рулем, Шварц застрелил в упор из обреза, а Ефим тремя выстрелами уложил тех двоих, которые пытались помочь Венере, четвертым выстрелом добил раненого. Сумки с деньгами уложили в детскую коляску и отправили Венеру домой, а сами помчались в другую сторону.
Отбежав метров пятьдесят от машины, Китаец не выдержал, вернулся, кинул гранату в «бэху» и бросился наутек. Машину разворотило взрывом.
– Ну а чего? – сказал Китаец, догнав друзей. – Зря я, что ли, «лимонку» с собой таскал?
– Дураки мы, – сказал Ефим. – Пушки у них надо было забрать.
– Да ладно, – сказал Шварц. – У нас и свои ничего…
Венера ждала их дома. Она уже переоделась, смыла косметику и сидела на диване с учебником английского – девушка занималась по индивидуальному плану, и вскоре ей предстоял экзамен по иностранному языку. Она сделала все, что велел Ефим, не задавая никаких вопросов, и ее не интересовало содержимое сумок, стоявших в его комнате.
Денег было много, и на них решили купить доллары и дойчмарки.
Ефим нашел обменник на окраине Москвы, договорился о покупке – по семьсот рублей за доллар и по четыреста пятьдесят за дойчмарку, и на следующий день они поехали в обменник с двумя баулами, браунингом, обрезом и кавалерийской шашкой, которую Китаец нашел на чердаке в сундуке. Похоже, прадед хранил ее как память о Гражданской. Шашка была в ножнах, украшенных серебром.
В обменнике их ждали трое кавказцев и толстуха с перманентом. Руки толстухи мелко дрожали, когда она пересчитывала деньги, и пахло от нее крепким потом, смешанным с запахом французских духов, которые продавали на рынках ведрами. Кавказцы нервничали, курили, обменивались злыми взглядами и короткими репликами.
Как только Китаец закончил считать доллары и марки, Ефим выстрелил в маленького кавказца, курившего у окна, Шварц разрядил ружье в живот второму, а Китаец выхватил шашку из ножен, прыгнул с колена и проткнул третьего насквозь. Шварц помог ему извлечь клинок, застрявший, видимо, в позвоночнике кавказца.
– А эта потекла, – сказал Шварц, глядя с отвращением на кассиршу, у которой брюки в паху потемнели.
– Меня сейчас вырвет, – сказал Китаец. – Не выношу я крови…
Ефим выстрелил кассирше в лоб, они вышли с баулами на улицу, поймали такси, купили по дороге пива, чипсов и через полчаса были в поселке – как раз к обеду, который приготовила Венера.
Начальника милиции майора Гнатюка в поселке звали Мелким Прайсом: у него был свой прейскурант, и все знали, сколько стоит драка, воровство, грабеж. Говорили, что за двадцать пять тысяч баксов майор мог закрыть глаза даже на убийство. Но таких денег здесь не водилось. Что возьмешь с семьи Китайца, с его четырех сестер, готовых отдаться любому за стакан портвейна и сигарету? Что возьмешь с матери Шварца, кормившей троих сыновей яичницей из двух яиц? Что возьмешь с хозяев ржавых киосков, торгующих паленой водкой и уже обобранных бандитами?
Другое дело – Ефим Истомин. Майор Гнатюк знал, что отца Ефима посадили за липовые медицинские справки, дорогостоящие справки. Такие люди умеют прятать денежки. У Ефима чистая кожа, он всегда хорошо одет, курит дорогие сигареты. Лучший ученик в школе, спортсмен, любимец женщин. Переспал чуть не со всеми девушками и женщинами в поселке, добрался и до красавицы Адели, учительницы английского, высокомерной столичной штучки, приезжающей в школу на иномарке. Несколько раз майор видел Ефима с Аделью в «Трех соснах», роскошном ресторане в заповеднике, куда простым смертным вход был не по карману. Майор хорошо это знал – там, в дачном поселке «Три сосны», он владел двухэтажным домом.
Похоже, московские следователи нашли не все деньги, которые доктор Истомин заработал на тех, кто хотел откосить от армии.
А может быть, дело не в папиных деньгах. Может быть, этот красавчик с ледяным взглядом участвовал в ограблениях в лесу, нападении на машину рэкетиров и других преступлениях, оставшихся пока нераскрытыми. Слишком уж часто его видели в компании Шварца и Китайца. Странная дружба для парня, свободно владеющего английским и участвовавшего в выставке живописи и графики, о которой писали в газетах.
После ограбления обменного пункта на окраине Москвы майор решил наведаться в дом Истоминых. Пора делиться, решил он.
Он внимательно изучил ориентировку, присланную из Москвы, и понял, что трое молодых людей, которые убили кавказцев и кассиршу, а потом уехали на такси, прихватив сумки с большими деньгами, очень уж похожи на Ефима Истомина, Шварца и Китайца.
Да и в нападении на бандитов-инкассаторов участвовали трое парней, хотя тогда, если верить свидетелям, им помогала девушка с детской коляской.
Майор Гнатюк понимал, что действовать следует осторожно: у этих парней было оружие, и с перепуга они могли и пристрелить кого-нибудь.
Как-то он помог Кире Георгиевне донести до дома тяжелые сумки с продуктами, и она пригласила его на чай. Майор принял приглашение с «моим удовольствием». Пожаловался на дочь, которая неважно училась, потому что считала себя первой красавицей в округе. Вспомнил о сынишке-дауне. Кира Георгиевна ему посочувствовала. Рассказала о своем друге, несчастном актере, который вот уже который месяц не выходит из дома: депрессия. Ему нужен уход, и ей приходится разрываться на два дома, а тут сын подрастает, у него скоро выпускные экзамены, а вокруг столько соблазнов, особенно для бедных детей… глаза у них горят, а ничего не видят…
– Да, широка жизнь, я бы сузил, – сказал Гнатюк.
Он достал из сумки бутылку коньяку – Кира Георгиевна не стала отказываться.
Они долго сидели за столом, выпивали, разговаривали.
Пришла Адель, занимавшаяся с Венерой английским, и майор было засобирался домой, но Кира Георгиевна удержала его, принесла еще одну бутылку коньяка.
Когда урок у Венеры закончился, в гостиную спустился Ефим. Поздоровался с майором, поцеловал Адель в щеку и повел наверх, к себе. Майор проводил Адель взглядом – стройные ножки в туфлях на высоких каблуках, короткая юбка – и едва сдержался, чтобы не причмокнуть. Перевел взгляд на Венеру – она опустила голову, стала собирать со стола.
Наконец майор простился.
Для начала неплохо, думал он. Несчастная стареющая женщина, легковерная и глуповатая, не обращающая на сына никакого внимания. На руке браслет с бриллиантами: «Ефим подарил». Подросток в рубашке за пятьсот баксов. Смертельно влюбленная в Ефима девочка, нелюдимая, довольно красивая, с аппетитными формами, готовая ради любви на все. Этот парень заставил ее голышом прогуляться по поселку, и она это сделала без колебаний. Терпение отверженных страшно. Рано или поздно она взорвется. Может быть, даже сдаст его с потрохами майору Гнатюку, и тогда он возьмет свое. Много возьмет и не будет ни с кем делиться. Майор был жаден – это в поселке знали все.
