– Кошка номер тридцать шесть! Нет! Только не кошка номер тридцать шесть!
После короткого завывания Кошка № 36 осталась в прошлом. Таб в отчаянии стиснул голову руками. По непонятным причинам кошек как магнитом тянуло к радостно закусывающему троллю, они продолжали прижиматься к ногам АРРРХ!!! и терлись усами о жесткую черную шерсть.
– Кошка номер двадцать три! Брысь! Брысь! Кошка номер сорок, ради всего святого! Беги!
Таб схватил меня за руку.
– Ничего не выйдет! Они откликаются только на настоящие имена!
– Тогда так и зови!
– Ты же знаешь, я потерял список!
– Так найди его!
– Он где-то здесь… О нет! Пожалуйста, что угодно, только не кошка номер тридцать девять, это бабушкина…
Длинный язык АРРРХ!!! слизнул мохнатые останки Кошки № 39.
Таб вонзил пальцы в череп.
– Почему глупые кошки продолжают лезть в это логово смерти?
В комнату заглянул Джек. Шипастые перчатки проделали четыре царапины на краске около выключателя. Джек кивнул на телевизор:
– Включи.
Мы с Табом столкнулись друг с другом, метнувшись в поисках пульта. За ту минуту, что мы суетились, по крайней мере еще одна кошка встретила свой безвременный конец, прежде чем мы смогли вытянуть из темного экрана рекламный ролик – парень с наушниками на голове пытался впарить новую-и-улучшенную швабру. Таб снизил громкость, а я колдовал с телевизором, чтобы добиться более размытого изображения.
– Только не слишком сильные помехи, – сказал Джек. – Это вредно для здоровья.
Когда в поле зрения тролля попали мелькающие изображения, улыбка АРРРХ!!! померкла. Через несколько секунд из ее пасти потекли пять струек слюны. Теперь я смог дотянуться до шины, по-прежнему торчащей на ее левом роге, и снял ее. Шина запрыгала по комнате, распугав оставшихся кошек и сбив декоративный столик в коридоре. Лапы АРРРХ!!! расслабились, и пушистый комочек выпрыгнул из темницы ее ладоней.
Таб рухнул на край кровати и ногой отпихнул проволочную сетку и садовых гномов. В воздухе висели клочки кошачьей шерсти. Губы Таба беззвучно шевелились – похоже, он подсчитывал покойников. Это добавит много проблем с бабушкой, придется найти прорву извинений, а у меня не было времени помочь.
– Прости, Таб, – сказал я. – Я не хотел…
– Просто катись отсюда, мистер Охотник на троллей, – он закрыл лицо руками. – По понедельникам бабушка встает рано.
27
Джек стоял в дальнем конце гостиной, глядя сквозь очки авиатора на алтарь над электрокамином. Он медленно прошелся по собственным школьным фотографиям, изучил портрет на молочном пакете и задержался на фотографии с братом, где они обнимали друг друга в песочнице. Я наблюдал из темного коридора, ведущего в мою комнату, боясь вмешаться.
Моргунчик бочком прошел мимо, моя холодная кожа ощутила жар его слизи. Мы вместе опустошили мой шкаф, чтобы Моргунчик мог просидеть там целый день, прикрывшись простыней из бельевого комода. Его тревожило неминуемое приближение рассвета, но он все же улучил минутку, чтобы поговорить о Джеке.
– Такт, вежливость, терпение, – тихо сказал Моргунчик. – Теперь эти качества в той же степени незнакомы твоему дяде, как был незнаком образ жизни троллей во время его первого года под землей. Даже самые незначительные ароматы надземного мира, такие как запах цветов или свежеиспеченного хлеба – ароматы, которые, как я понимаю, приятны существам вашего мира, повергают беднягу Джека в трепет. Почему, по-твоему, он носит маску, даже здесь?
– Он мог бы вернуться, – ответил я. Мы могли бы его усыновить или что-то в этом роде.
– А чего, кроме укусов, можно ожидать, усыновив дикое животное? Джек стал созданием из мира скал, грязи, пещер и канализации, в нашем убогом мирке он чувствует себя уютнее, чем на вашей залитой ярким светом земле острых углов и отупляющей стерильности. Ты читал человеческую сказку о Нетландии
[4]
? Таков мир троллей для Джека. Так почитаемые людьми достижения – для Джека лишь ритуалы, к которым он никогда не приобщался. У него не будет выпускного вечера в школе. Не будет первого поцелуя. Он не будет водить машину. Не обзаведется семьей. Когда Джек этого лишился, в нем родилась страшная ярость, это не секрет ни для кого, кто имел дело с его клинком. Но это полезная ярость. Без нее он не стал бы воином. Он это знает и принимает. Конечно, как трагедию, но необходимую.
Моргунчик покинул меня, чтобы забраться в безопасное нутро шкафа.
Я стащил ботинки и выдернул руки из толстовки. Нащупав что-то в кармане, я вытащил смятый клочок бумаги – листовку о пропавшей девочке в бордовых очках. Некоторое время я ее разглядывал, вспоминая подменышей, ржавых троллей и других тварей, готовых к вторжению.
Я вернулся в гостиную. Через трещинки в нашей крепости начали просачиваться солнечные лучи, и стало очевидным, что Джека уже нет. Я немного встревожился, а потом заметил, что дверь папиной спальни приотворена. Я встревожился еще больше, поспешил к ней и просунул голову внутрь.
Джек стоял у кровати в позе убитого горем человека и изумленно глядел на морщинистого старика, который когда-то давно был мальчиком по имени Джимбо. Он протянул руку с намерением дотронуться до лица брата, но замер, вспомнив, что его пальцы покрыты острыми гвоздями. Очки Джека затуманились.
Папа сонно дернулся. В его горле что-то задрожало. Меня Джек схватил шипастыми перчатками без колебаний.
– Шмуф, – сказал он. – Тебе не захочется на это смотреть.
Мы стояли вместе в гостиной, наблюдая, как стены и потолок заливает желтоватое сияние. Наступило утро понедельника. Это значит, папа пойдет на работу, а я в школу. В школу! Как я смогу смотреть на эти обыденные коридоры и безучастные лица, обладая новыми знаниями? Казалось, что целая вечность прошла с тех пор, как нас с Табом уплотняли в шкафчики, как мы падали с канатов в спортзале и ползли по парковке, чтобы избежать прыгающего мяча Стива Йоргенсена-Уорнера.
– У нас есть чердак, – сказал я. – Папа им почти не пользуется. Можешь спрятаться там.
– Нет.
– Или в гараже? Тебя просто нужно спрятать…
Папа зевнул у себя в комнате.
Джек посмотрел на папину дверь с таким страхом, какого не выказывал даже перед батальоном троллей.
– Вернусь в полночь, – сказал он.
– Ты не можешь вернуться в свою пещеру. Ржавые тролли…
– Я же мальчик, – заявил он, будто пытаясь убедить в этом самого себя. – Я не превращусь в камень. Просто дай мне какую-нибудь свою одежду, и я прогуляюсь по городу. Посижу на скамейке в парке. Как обычный парень. Просто как обычный парень.
