Мелкий ошарашенно смотрел спектакль, но меня он не смущал:
– А кто мне сюда путевку устроил? Уж не ты ли, милый дедушка, которого я вижу первый раз за четырнадцать лет?..
– Ирина! – Они рявкнули на меня оба. Это был уже запрещенный прием – двойная атака. Кулаки сами сжались так, что ладоням стало больно от ногтей, я развернулась и пошла прочь. А что делать? Поколотить этих двоих мне слабо. А жаль. Бесят! Отдельно бесит то, что за мной побежал только Мелкий.
Я шла по лесу напролом, наконец-то забыв о боли в мышцах. Слезы душили меня. Я задержала дыхание и стала считать: семьсот сорок пять на триста двадцать девять. Чтобы успокоиться, я всегда считаю. Мозги на место встают.
– Ты чего, Ирка, стой! – Мелкий догнал и вцепился мне в плечо. – Нельзя уходить! Нельзя разделяться! – Он тряс меня и тянул обратно – но куда ему, человеку!
– Двести сорок пять, сто пять.
* * *
Черный лес расплывался перед глазами. Какие же они дурные, а! Взрослые деды, а я себя чувствовала, как будто опять пререкаюсь с Мелким. Я, конечно, тоже молодец. Иногда лучше жевать, чем говорить. Пожевать бы чего, забыла, когда в последний раз ела. Шестьсот пятьдесят три на девятьсот пять.
– Ирка, послушай, надо идти! Нам двоим без твоих дедов точно крышка! Нельзя разделяться, я видел в кино. Эти двое тоже хороши, чем думают…
…Пятьсот девяносто, девятьсот шестьдесят пять. За спиной послышался треск сучьев, как будто кто-то огромный бежит по лесу, сметая все и ломая ветки. Запах стылого мяса сильнее ударил в ноздри, и меня охватил новый приступ ярости. Я развернулась и побежала. Мелкий мчался за мной.
* * *
Дед и Палыч дрались, ломая сучья. Огнемет валялся на земле. Они катались и шипели, как два школьника на переменке. В голове у меня не укладывалось, что это два пенсионера, которые… Вот дурные-то, а!
Я оторвала болтавшуюся мокрую штанину ниже колена и от души стала колотить дерущийся ком, приговаривая: «Задержи дыхание, задержи дыхание!» – без меня, что ли, не знают? Они меня так взбесили своей глупостью, что я сама не сразу поняла, в чем тут дело. Просто действовала, как привыкла: злишься – задержи дыхание и умножай, умножай! Сто пять на четыреста девяносто три!
…Пятьдесят одна тысяча, семьсот шестьдесят пять. Мелкий с разгону ввинтился в драку и здорово помог: дед и Палыч не ожидали такого и замерли.
У меня тряслись руки. Дед выдернул у меня тряпку, вскочил на ноги и прижал ее к лицу. Палыч поднимался с земли, отряхиваясь:
– Мы ж не на пожаре!
Все правильно. Запах падали сносит зверю крышу.
– Это из-за запаха мы перессорились.
– Остывайте скорее.
Я оторвала вторую штанину и стала искать, чем бы натереть повонючее. Иногда так трудно найти клопа в лесу!
Дед подобрал кусок сосновой лапы, завернул в тряпку, приложил к лицу. Он сделал несколько глубоких вдохов и пожаловался:
– Не перебивает. У тебя, Ирка, духов нет ли? А то мы так друг друга убьем.
– У меня карманов нет. Скажите честно, вы их раньше встречали? Ведете себя как…
– Тихо! – Дед дал мне нюхнуть свою тряпку с тонким запахом хвои. Не перебивает. Падаль сочилась сквозь мокрую ткань, сквозь сосну и сводила с ума. Убивать хотелось от этого запаха.
– Не в этом дело, Ирина. Их много.
«Много – это сколько?» – хотела я спросить и не стала. Присела под дерево, завернула в оторванную штанину хвою и комочек смолы. Не перебивает.
Еще с полминуты я молча приходила в себя и слушала тяжелое дыхание: дед и Палыч пыхтели, восстанавливая душевное равновесие. Мелкий стоял, потирая ушибленный нос.
В глубине леса опять зашуршали прошлогодние листья. На этот раз сразу с разных сторон.
– Окружают, – буркнул Палыч. – Прорываться надо. Пойдем дальше навстречу. В поселке все равно никого нет, так что…
– А лагерь не ушел, – весело сообщил Мелкий. – Таракан отвел всех метров на триста. На бывшее колхозное поле – и все. Сказал: «Здесь не прикопаются».
Первым порывом было схватить его за шкирку и шмякнуть о дерево. Вот что он раньше молчал?! Вместо этого я зарылась носом в тряпку, да еще и задержала дыхание.
– Ах ты ж!.. – Дед вскочил, бросился на Мелкого, схватил за плечи и стал трясти: – Что ж ты раньше молчал?! Беги к ним, живо! Говори, что хочешь. Но что б ни одной живой души в радиусе десяти километров не было! Иначе…
– Тихо! – одернул его Палыч. – Нельзя его отпускать. Да и кто его послушает-то?
Дед опустил руки и сел на корточки:
– Правда, черт. И ведь они уже идут… Надо разделяться!
– Нельзя разделяться! – вякнул Мелкий и получил от деда подзатыльник. Мне тоже захотелось его пнуть, и я пнула. Мелкий дал сдачи, и я пнула его еще раз. Он потянул меня за волосы – запрещенный прием, и я вцепилась в него уже по-взрослому. Давно не дралась с таким удовольствием!
Мелкий был предсказуемо вертляв, и забороть его удалось не с первого раза. Когда он уже извивался в захвате и по-борцовски стучал меня по плечу, Палыч нас разнял:
– Нашли время, дети. Парень прав, разделяться нельзя. Они уже близко к поселку. Будем прорываться обратно. Все.
* * *
Дед чиркнул зажигалкой, и в его руке тут же вспыхнул факел:
– Ирка!
– Я взяла.
Под огнем затрещала низкая ветка сосны, пришлось опустить факел еще ниже. Лес ожил. Черные стволы заблестели корой, зашуршали со всех сторон листья под чьими-то мелкими ногами. Дед зажег еще один факел и крикнул Мелкому:
– Лезь на дерево!
Дед громко крикнул. Он уже не боялся, что нас услышат. Мелкий что-то бубнил в ответ, но, получив пинка, полез на ближайшую сосну.
– Стойте здесь, – велел нам дед, а сам побежал.
Я чуть не рванула за ним, Палыч удержал. Его факел потрескивал почти у меня перед лицом, кажется, я спалила себе брови. Но запах падали не перебить паленым волосом.
Я прислонилась к стволу спиной и смотрела в ту сторону, куда ушел дед. Через минуту там взметнулось пламя. Языки его были высотой в половину дерева. Кто-то закричал.
– Будь здесь, – строго велел мне Палыч и побежал туда.
Огонь перекинулся на нижние ветки, почти не тронутые дождем. Хвоя вспыхнула, осветив лес желтым пламенем. Тогда я увидела.
* * *
В десяти шагах от меня по земле катался комок пламени и орал. Кажется, дед уронил канистру, потому что пламя разбегалось по земле во все стороны, пытаясь ухватить толстые стволы сосен. Треск стоял такой, что я не могла расслышать, где огонь, а где шаги.
Палыч выводил из огня деда, оба прижимали к лицу мокрые тряпки. Канистры у них не было. Палыч крикнул: «Бегите вперед!» – и на голову мне свалился Мелкий. Он схватил меня за руку и потащил прочь от огня. За спиной трещало. И я не знала: дед ли это с Палычем бегут за нами, или так трещит огонь.
