– Извините меня, – она повернулась к провожающей ее Ирине и посмотрела на нее виноватым взглядом, – но это моя работа… У вас не найдется немного кипяченой воды?
Драницына молча развернулась и пошла на кухню. Когда она вернулась, ключи от квартиры Михаила Яковлевича Пермитина уже перекочевали в сумочку Юли.
* * *
Крымов проторчал перед домом Корнилова почти час: в прокуратуре ему сказали, что тот поехал домой. Но, оказывается, НЕ ДОМОЙ.
Он уже собирался сесть в машину и вернуться в агентство, как из-за угла вывернула черная «Волга», из которой вышел Виктор Львович и стремительным шагом направился к своему подъезду. Машина умчалась.
Крымов окликнул его. Корнилов обрадовался, подошел. Они поздоровались, пожали друг другу руки.
– Я за тобой, Виктор Львович. Разговор есть.
– Так пойдем ко мне, там и поговорим.
– Ну уж нет. У тебя небось пустой холодильник и тараканы бегают, а я приглашаю тебя к себе домой, на ужин. Надя ждет меня в агентстве, я не могу ее одну оставлять ни на минуту, поэтому соглашайся, и поедем…
– Нет, Крымов, я не могу поехать к тебе, потому что у меня через час встреча.
– Позвони и перенеси. Дело серьезное и не терпит отлагательств. Кроме того, – Крымов отогнул борт пиджака и показал пачку долларов, тех самых, которые он вытряс из Белотеловой, – надо отрабатывать.
С этими словами он протянул Корнилову свой сотовый телефон, терпеливо дождался, пока тот, отвернувшись, переговорит с кем-то, судя по всему, с женщиной, и только после этого они сели в машину, заехали в агентство, забрали Надю и потом вместе отправились к Крымову в загородный дом.
Дождь кончился, и в лесу, куда они свернули, чтобы сократить путь, Крымов остановил машину, приказал всем открыть окна и подышать свежим воздухом:
– Наслаждайтесь, – говорил он притихшим на заднем сиденье Наде и Корнилову, – где еще подышите таким воздухом? Сосны, голубое небо, солнце… Ребята, по-моему, жизнь проходит, если не пролетает, мимо нас.
Капли полуденного дождя, пронизанные солнечными лучами, сверкали на ветвях сосен, и казалось, что именно они источают горьковато-хвойный, терпкий аромат, а порозовевшие стволы сосен так и хотелось потрогать руками. Даже Надя, забывшись, глядела на блистающий радужными вспышками лес и дышала полной грудью, держа в подсознании лишь предстоящие ей кухонные дела. Она понимала, что Крымов намеревается выпотрошить из Корнилова все, что только можно, в отношении Чайкина, Тришкина и Бурмистрова. «Кто знает, – подумала она, – может, именно сегодня Чайкин получит команду „отбой“ и отправится в морг, чтобы вернуться к ставшей для него привычной работе судмедэксперта? Тем более что он нужен им сейчас как никогда: ведь найдены обгоревшие тела четы Михайловых…»
Когда приехали в дом, первое, что сделал Крымов, это вручил Корнилову деньги и поставил перед ним на стол бутылку виски.
– Ты же знаешь, Женя, я эту гадость не пью… Мне бы водочки…
Но в руках бутылку повертел, рассмотрел, разве что не лизнул. Крымов отметил, что рука у Корнилова худая, жилистая, как и он сам. Что-то стариковское стало появляться в его внешности, а в глазах убавилось блеска.
– Я же вижу, что она тебе нравится…
– Кто?
– Голубева. Ты все-таки настоящий прокурорский работник – отложил свидание ради каких-то мертвецов. Я бы, окажись на твоем месте…
– Ладно, хватит об этом. Тебе и на своем месте неплохо. Вон, какую женщину отхватил: шустрая – не успела войти, а по дому уже такие запахи поплыли…
– Она хорошо готовит. Но за Харыбина ты мне все равно когда-нибудь ответишь. Надя – это одно, а Юля – сам знаешь… И кто бы ни хозяйничал здесь на кухне, и даже если мне Надя родит детей, клянусь тебе – я не забуду Земцову. Когда я вижу ее, у меня вот здесь и здесь… Эх, да что там говорить!.. Я до сих пор схожу по ней с ума, а уж когда узнал, что она теперь с Харыбиным, вообще не нахожу себе места… Ты мне скажи, что с Чайкиным? Где он?
Корнилов поднял голову: так неожиданно прозвучали эти вопросы.
– Не знаю, откуда мне знать?
– Ты все знаешь и допустил до того, что в Лешу стреляли. Что, предупредить не мог? Когда все это началось и почему я ничего не знаю? Ты уже забыл, о чем мы договаривались, когда вместе начинали дело? Столько усилий потрачено, такая работа проведена – и все коту под хвост? Я так не привык, Виктор Львович. У меня к тебе много вопросов, и, если не ответишь, тебе же будет хуже.
Лицо Корнилова прямо на глазах изменилось, словно окаменело: складки вокруг рта исчезли, глаза потухли, а взгляд удивил Крымова своей безучастностью и холодностью.
– Ты напрасно взял этот тон, Крымов. Я все равно не могу тебе ничего сказать, потому что, в отличие от тебя, должен заработать себе пенсию.
– Брось, то, что ты мне расскажешь, никак не повлияет на твое положение и уж тем более на пенсию – ведь я не собираюсь тебя подставлять. А вот из-за твоего дурацкого молчания мы потеряем приличные деньги и наживем кучу неприятностей. Говорю прямо: Льдова и Белотелова заплатили мне хороший аванс, и я не собираюсь его возвращать. Но время идет, а мы стоим на месте. В чем дело? Как ты мог допустить, я повторяю, чтобы стреляли в Лешу? Разве ты не знаешь, как много он делает, причем почти бескорыстно, для нашего агентства? А Тришкин спокойно продает трупы, покупает машины и чувствует себя преотлично, в то время как честный и исполнительный Чайкин, бедолага Чайкин, вынужден пахать там с утра и до ночи, питаясь всухомятку, чтобы только-только заработать себе на прокорм? И он же, я почти уверен, окажется крайним! Ведь труп агента увезли какие-то мордовороты, а если кто его спохватится, то отвечать будет опять же таки Чайкин…
– Крымов, не вынуждай меня говорить тебе неприятные вещи, – процедил сквозь зубы Корнилов, не глядя на Крымова. – То, как ты работаешь, всем известно, поэтому не советую тебе разговаривать со мной в таком тоне…
– Ты кого-то покрываешь, ВЫ ВСЕ кого-то покрываете, а если точнее, то господина Бурмистрова, начальника областного УВД, ну а если уж быть совсем точным, то его сына. Спрашивается, почему? Что он такого натворил? Убил кого?
И Крымов, вдруг рассвирепев от одного вида упорно молчащего Виктора Львовича, резко выпалил:
– Значит, так. Ты только что был в нашем агентстве, наследил там, натопал. А теперь проглоти следующую информацию: в ванной комнате агентства, на полу, лежит труп Зверева, того самого бизнесмена, который волочился за нашей Земцовой. И поди попробуй доказать своим начальничкам, что ты здесь ни при чем! Его убили еще в обед, и я могу кому угодно сказать, что ты был в курсе и все это время молчал об этом… Больше того, раз ВЫ, господа небожители, действуете такими грубыми методами, не раскрывая рта и делая вид, что ваша работа – самая важная, а вы – еще важнее, то мне тоже ничего не будет стоить подкинуть этот труп вообще тебе домой. Я вынужден разговаривать с тобой таким образом, потому что у меня слишком мало времени для более утонченной дискуссии. Выбирай – или мы остаемся друзьями, и ты рассказываешь мне все, что связано с сыном Бурмистрова, или ты получаешь свою долю и убираешься отсюда к чертовой матери… Мне не жалко денег, я продам свои машины и квартиру, но зато буду знать, что теперь я свободен и никому ничем не обязан. А это дорогого стоит.
