Она называла его Митенькой, по пальцам пересчитать: когда болел в детстве, когда на войну уходил. Он для нее, как и для близких, только для семейных, — Митяй.
— Предмета для разговора нет! — жестко перебил он. — Болезнь неизлечима, следовательно, все рассуждения бессмысленны!
— От падучей фиалка или софора? — подала голос бабка Агафья. — Или обе? Я варила.
Митяю только снадобий сумасшедшей старухи не хватало! Он считал свою болезнь позорной. Потому что не мог контролировать себя, воля отключалась. Припадочный — это хуже любого увечья. Безрукий или безногий постоянно в сознании и не бьются в конвульсиях на потеху окружающим.
Не жена, а мать верно уловила его чувства и заговорила именно теми словами, которые он мысленно использовал.
— Шо позорно? Шо стыдно-то? — укоряла мама.
— Шишкобой Семён Баринов, — встряла бабка Агафья.
— Верно, — подтверждающе махнула рукой мама. — Парася, помнишь Баринова? Он с дерева упал, и стало у него после этого лицо периодически кривиться. Говорит-говорит нормально, а потом вроде как широко зевает непреодолимо. Василий Кузьмич говорил, нарушение в мозге не опасное, легко отделался. Никто над Семеном не смеялся. Люди ведь понимают!
— Мне ничье понимание и сочувствие не требуются! — вспылил Митяй.
— Достоевский… — начала Настя.
— Петр Первый, Цезарь, — перебил Митяй, — Александр Македонский, Нобель… Мне их перечислял доктор в санатории. Очевидно, у всех этих выдающихся личностей были родные, которые не лезли эпилептикам в душу!
— Это жестоко, — сказала Настя, — обвинять любящих тебя людей в заботе! Хотя, возможно, и по-мужски, очень по-сибирски.
— Фиалка-то, — заговорила бабка Агафья сама с собой, — листья до цветения или после? А может, корешки?
— Нам просто требуется знать, как вести себя, — продолжила Настя. — Ты можешь сколько угодно замыкаться в своем недуге, но заставлять нас терзаться — безжалостно!
Упрек был справедлив.
— Во-первых, — заговорил Митяй, — когда случится припадок, отчего и почему, неизвестно, я его приближения не чувствую. В любой момент. Это как выключатель, — он постучал по голове пальцем, — щелкнули — выключился свет, щелкнули — включился. Во-вторых, как бы я там не выглядел в беспамятстве, запомните — мне не больно! Только жутко спать потом хочется. И в-третьих. Какой идиот придумал, что эпилептик может откусить язык? Большая просьба не совать мне в рот посторонние предметы. На этом всё, лекция закончена. Я буду в кузне, спасибо за завтрак!
Встал и ушел. Злой, даже с Илюшей не поиграл, хотя тот прыгал нетерпеливо на коленях у бабушки Марфы.
— Софора опять-таки, — мыслила вслух бабка Агафья, — научное название? А по-нашему как? Варить ли вашему припадочному?
— Варите, тетя, — сказала Парася. — Спасибо вам большое! Дай Бог здоровья!
— Ох, грехи наши! — тяжело встала из-за стола бабка Агафья.
Ее никто не звал, она имела удивительную способность являться не ко времени и оказываться к месту.
Настя не могла смириться.
Единственным человеком, к которому она могла обратиться за помощью и советом на обозримом пространстве, была корреспондентка газеты «Омская правда» Нина Михайловна. Папа, ленинградские врачи далеко, в Блокаде.
Настя написала Нине Михайловне, изложила ситуацию. Ответ пришел непривычно быстро, через неделю. Из Расеи, выражаясь по-сибирски, письма шли месяцами.
«Приезжайте, — писала Нина Михайловна, — специалистов вы вряд ли найдете, но, волею судеб, я предоставлю консультацию».
Волею судеб покойный муж Нины Михайловны был врачом.
Они пили чай в маленькой квартирке Нины Михайловны, и она осуждала супруга:
— Престарелый храбрец! Ему ведь шестьдесят пять лет было, сердце слабое. Благо хирургом был бы, но ведь невропатолог! И как будто не ясно, что в Омске тоже госпитали будут. Хотя Кирилл Юрьевич отправился на фронт в первые дни, тогда никто не думал, что поток раненых докатится до Сибири. Кирилл Юрьевич умер от инфаркта, мне его коллеги написали. Старый наивный романтик!
Настя заметила у сибирских женщин странную особенность. С одной стороны, сибирячки относились к мужикам крайне почтительно и заботливо. Это понятно — главная производительная сила. Абсолютно уважительно: как мужик сказал, так и будет, заткнись и забудь про свое мнение. С другой стороны, имело место стойкое убеждение: добрый мужик без хомута не бывает. А стоило «производительной силе» покалечиться или даже умереть, испуг и печаль отлично уживались с проклятиями в адрес мужика. У тетки Наташи муж упал с крыши и сломал ногу. Она тащила его в дом на себе и кляла на чем свет стоит: «Душегуб, что ж ты за трубу не привязавши?» Умер, провалился в прорубь, муж тети Вари, на поминках она, выплакавшая все глаза, уставилась на фотографию мужа и давай его поносить: «Куды ж тебя понесло, выжига? Али Иртыша не знаешь? Шо ж ты как переселенец худоумный!» Погибшие на войне, те, на кого приходили похоронки, — исключение. О них никогда полслова недоброго не произносилось. Нина Михайловна, явно неутешная вдова, очевидно, позволяла себе обрекать горечь в критику, потому что муж умер не на поле боя, а от гражданской болезни.
— Как вы понимаете, — говорила Нина Михайловна, — я не врач. Но волею судеб наблюдала, как работает Кирилл Юрьевич, среди пациентов которого было много эпилептиков. Кстати, муж никогда не говорил «эпилептик», «сифилитик» или «язвенник». Больной эпилепсией, больной сифилисом, пациент с язвой. Конечно, я не могу вам оказать профессиональной консультации, но некоторыми соображениями поделиться способна. Много! Запомните! Очень много людей перенесут один-два припадка, а потом забывают про них на годы, на десятки лет! Почему у одних возникает стойкая ремиссия, а у других не наблюдается, никто ответить не может. Эпилепсия — заболевание нервное, а не психическое. Вам ясна разница?
— Ясна.
— Хорошо, что ясна, теперь я вас испугаю, сама себе противореча. Если приступы слишком часты, мозг очень страдает и развивается так называемое эпилептическое слабоумие. Вы должны быть к этому готовы. Господи, не допусти! — перекрестилась Нина Михайловна. — Эпилепсию лечат противосудорожными препаратами под общим названием барбитураты, в частности — фенобарбиталом. Кирилл Юрьевич к нему относился скептически. Не судороги вызывают приступ, а приступ судороги. Практика Кирилла Юрьевича не доказала эффективного использования фенобарбитала, да его и не достать. Кирилл Юрьевич также считал, что барбитураты имеют множество отрицательных сопутствующих эффектов. Большинство коллег мнения моего мужа не разделяют.
— Мужу прописали люминал с кофеином или дифенин.
— После них нет бреда, галлюцинаций, двоения в глазах?
— Нет, потому что он ничего не пьет, даже те порошки, что привез из санатория.
— Падучую болезнь, естественно, всегда лечили деревенские знахари. Эффективны ли их настои, наступала ли ремиссия спонтанно, сказать невозможно.
