Он видел ее, расчесывающую волосы перед зеркалом в ванной и что-то мурлыкающую себе под нос; видел розовую кожицу ее локтей и белую, матовую кожу плеч и спины, ее удивленно-раздраженный взгляд, когда он входил в спальню и заставал ее раздевающейся или совсем раздетой, замершей в недоумении с какой-нибудь кружевной вещицей в руке: «Не смотри на меня так, закрой глаза или уйди совсем, растворись…»
Она выбросилась из окна одиннадцатого этажа на четвертый день после своего ухода из дома. В ее крови обнаружили такое количество наркотика, что удивились, узнав, что она погибла не от передозировки, а от удара об асфальт… Дом, который она избрала своим эшафотом, находился на самой окраине города и не имел никакого отношения ни к Соловьеву, ни к ее прошлой жизни.
Просто он оказался одним из самых высоких в городе.
– Вы знали, что она наркоманка? – спросил Виктор Львович у Соловьева на похоронах, когда они, обливаясь потом, несли гроб с телом Клары по центральной аллее кладбища (была весна, буйно цвела кладбищенская сирень, пели, радуясь солнечному дню, птицы, оркестр выводил совершенно неузнаваемую мелодию).
– Знал, – ответил Соловьев чуть слышно. – В тот день я должен был везти ее в Москву.., лечиться…
* * *
– Виктор Львович, – сказал ему по телефону дежурный. – К вам пришли.
– Пусть подождут… – Корнилов бросил трубку и, встав из-за стола, подошел к окну, распахнул его, впуская в кабинет свежий холодный воздух. Затем вернулся к столу и принялся вновь и вновь перечитывать результаты экспертизы работ Василия Рождественского. Точнее, человека, который выдавал себя за Рождественского, поскольку экспертиза показала, что в паспорте заменена фотография, а это означает, что парень, живущий в доме Удачиной и выдающий себя за художника, присвоил паспорт Василия Рождественского, жителя Каменки, умершего от рака в возрасте двадцати пяти лет.
Под натюрмортами и пейзажами, обнаруженными в его мастерской, в удачинском доме, оказались картины, также выполненные маслом, но совершенно другого характера. При помощи сложного лазерного оборудования удалось установить и даже получить черно-белые, схематичные копии этих работ. Они содержали в себе элементы откровенной порнографии и были определены приглашенным специалистом-психологом как попытка сексуально неудовлетворенного человека самовыразиться и скомпенсировать таким вот образом недостающие ему физические наслаждения. Причем сюжеты этих работ отличались от обычной порнографии обилием деталей явно садистского начала. Только человек с больным мозгом мог выплеснуть на холст столько извращенных желаний и таким патологическим образом позволить себе разрядиться как в психологическом, так, должно быть, и физическом плане.
Работники ветлечебницы, куда обращалась Лиза Удачина, чтобы выяснить причину смерти своей любимой собаки, хорошо запомнили эту довольно необычную пару – худощавую, одетую во все цветное и длинное, как и подобает представительнице богемы, молодую женщину и красивого молодого человека-молчуна с виноватыми глазами и особой бледностью впалых щек. После вскрытия собаки и последующих процедур, связанных с ожиданием результата экспертизы, оплаты и соответствующих консультаций по поводу происхождения редкой настойки канабиса, от которого и погибло несчастное животное, эта пара, погрузив в багажник завернутый в простыню труп собаки, села в белые «Жигули» и уехала. И про нее бы забыли, если бы спустя примерно полчаса после их ухода в лечебницу не пришел один человек и не сказал, что за углом дома, в котором и находится эта ветлечебница, лежит завернутый в простыню труп рыже-белого сенбернара… Заведующая лечебницей позвонила на всякий случай в милицию и рассказала про этот странный случай, ведь хозяйка этой собаки и ее спутник вели себя так, словно смерть их любимца потрясла их настолько, что они, не обращая внимания на снегопад и рискуя застрять в пути, все же выбрались из М. в С. и привезли тело на вскрытие. Женщина несколько раз говорила про похороны собаки в саду, возле дома, и вдруг такое!.. Что или кто мог заставить их бросить труп всего лишь в нескольких метрах от лечебницы?
Поскольку фамилия Удачина фигурировала в деле о маньяке, производство которого было поручено Корнилову, то и информация о трупе сенбернара, принадлежавшего Удачиной, поступила к Виктору Львовичу.
А поскольку в деле упоминалась простыня – та, в которую были завернуты вещи убитой Сажиной (их нашли на м-ской автостанции) и остатки прачечного номера которой были отданы на экспертизу для выявления номера прачечной и дальнейшего определения владельца простыни, – то Корнилов решил отправить на обследование и простыню Удачиной. Каково же было его удивление, когда обнаружилось, что эти простыни представляют собой две части одной большой простыни и при сложении остатков номера вместе получается совершенно четкое число 46387625, по которому уже без труда была найдена и прачечная, и журнал регистрации (пятилетней давности), и даже фамилия владельца этой простыни: Морозов А.В.
Работники ГАИ, дежурившие на повороте, ведущем на М-ский молокозавод, не могли не обратить внимание на частое появление на этой дороге белых «Жигулей», по несколько раз за день курсирующих из М. в С. и обратно.
Причем на месте водителя оказывалась то женщина в лисьей шапке и черных очках, закутанная во что-то ярко-красное и пушистое, то молодой человек приятной наружности, но бледностью лица напоминавший больного.
Документы у обоих всегда были в порядке, правил они не нарушали, а при осмотре багажника один раз обнаружили труп сенбернара, завернутый в простыню (женщина объяснила, что его везут на вскрытие в ветлечебницу), а в другой раз – три канистры с бензином. Женщина, сидящая за рулем, на вопрос, куда это они так часто ездят, ответила, что у нее в С. больная мать, нуждающаяся в уходе, и что сейчас решается вопрос о том, чтобы ее перевезти в М., так что поездок предстоит много, а в М. сложности с бензином.
…Звонок сбил его мысли. Он взял трубку. Дежурный напомнил ему о визите человека по фамилии Морозов.
– Морозов? Так какого же черта ты молчал?! – взорвался Корнилов, не веря своим ушам. – Немедленно направляй его ко мне… Все, жду.
В это время зазвонил городской телефон, он взял трубку и вдруг, к своему удовольствию, услышал голос Крымова.
– Женька, чертяка, как же я по тебе соскучился…
Я знаю, что все вы живы и относительно здоровы, и все же мне сначала хотелось бы узнать, как твои женщины?
Все в порядке? Я рад за вас. Пусть они отоспятся с дороги, а ты приезжай ко мне… Как так? Посетители? Да гони их в шею, все равно дело такое, что, сам понимаешь… Не до денег, короче. Передавай от меня привет Юле и Наде, поцелуй их от меня… Хорошо, как освободишься, так сразу и приезжай, а еще лучше.., я сам к тебе приеду, где-то через часок, идет? У меня здесь такая интересная для тебя информация! Все, договорились.
Он положил трубку и вдруг почувствовал, что ему трудно дышать. Радостное чувство охватило его, быть может, впервые после смерти его жены. Он был рад, что Крымов вернулся, что теперь он, Корнилов, которого все привыкли считать сильным человеком, не нуждающимся ни в чьей дружбе, НЕ ОДИН. Он и сам не ожидал от себя такой привязанности к этому молодому пижону и большому умнице Крымову…
