– Вполне допускаю. Мы тоже разрабатывали эту версию, вот только найти этого парня так и не смогли. Он исчез, его не было даже на похоронах – так мне сказала Жанна. Так, может, это он убил Валентину?
– Не знаю, Юля, не знаю… Я не нашел в их квартире ни одной вещи, которая могла бы принадлежать мужчине. Валентина при всем своем легкомыслии (если так вообще можно назвать ее желание проводить время с тем, кого она любит) не приводила своего любовника домой.
Разве что он иногда провожал ее до двери…
– А может, Валентина знала о том, что Жанна влюблена в него, и просто не хотела ее провоцировать?
– На эту тему можно говорить до бесконечности.
– Эдик, можно, я буду вас так называть? (Он кивнул головой в знак согласия и грустно улыбнулся.) Поедемте сейчас к Крымову и Шубину, у вас появилась возможность помочь следствию, не выходя из тени. Ни одна душа не узнает, что вы – это вы. Но я просто уверена, что мы должны объединить наши усилия и попытаться распутать этот сложный узел взаимоотношений Огинцевых, потому что именно на лестничной клетке Жанны были обнаружены ноги Лены Сажиной… Понимаете? Все связано. Вы согласны поработать вместе с нами?
– Ты еще многого не знаешь, Юля, – вмешался в их разговор Ерохин. – Про Щукину, например.
– А что с ней? – Юля мгновенно побледнела, а под ложечкой сразу же засосало в предчувствии чего-то нехорошего. – Да не молчите же вы!
И Виктор рассказал ей про Надю. Закончил он свой рассказ тем, что Щукина теперь в тяжелом состоянии и возле нее дежурят Крымов, Шубин и даже приехавший с ними из города Чайкин.
Юля была потрясена. Щукина всегда представлялась ей большой любительницей комфорта, и сложно было найти причину, по которой бы она покинула свою уютную, наполненную ароматами кофе и хороших сигарет приемную, не говоря уже о том, чтобы покинуть город и ринуться в опасное путешествие в крохотный городишко, к тому же еще и заваленный снегом.
– Но как она там оказалась? – спросила Юля, потому что Ерохин и сам не был в курсе того, что произошло в загородном доме Крымова, откуда была похищена Надя.
– Понятия не имею. Знаю только, что она вышла прямо на них, когда они спустились в эту яму, на Графском озере…
– Трудно поверить всему, что вы мне только что рассказали, это совершенно НЕВЕРОЯТНО! Как могло случиться, что они встретились здесь, ведь Надя должна была оставаться в С., а наши ребята зачем-то прикатили, да еще по такому бездорожью, на Графское озеро! Что они там забыли, и о какой яме идет речь?
Ерохин, который никогда не был хорошим рассказчиком, понял, что не сообщил ей самого главного.
– Да ведь там нашли останки девчонок… – И уже более подробно рассказал о страшной находке на Графском озере.
– Теперь тебе понятно, как там оказались ваши коллеги?
– А что говорит Щукина?
– Да ничего она не говорит. Она бредит, у нее высокая температура… Все боятся, что у нее воспаление легких, потому что она вся промерзла, и непонятно вообще, откуда и сколько времени она шла, да еще в таком виде…
– Отвезите меня немедленно к ней… Я не могу больше находиться здесь… Виктор, Эдик, поедемте скорее…
* * *
Они шли уже больше часа, то и дело натыкаясь на резкие, под прямым углом, повороты, не зная, куда им свернуть, и понимая, что попали в запутанный и сильно разветвленный лабиринт, откуда, возможно, им и не удастся выбраться. Когда закончилась первая веревка, они много времени потратили на то, чтобы разъединить нити второй, и, удлинив ее таким образом раз в шестнадцать, пошли дальше, освещая себе путь тусклым и дрожащим светом керосиновой лампы. Вторую лампу они не зажигали из соображений экономии.
– Мрачное место, не представляю, как могла она столько пройти, да еще раздетая… Найду эту скотину – убью собственными руками! – Крымов был настроен решительно, он и передвигался быстрее Шубина, словно боялся куда-то опоздать. – Ты посмотри только, какие ровные стены и углы, ты можешь себе представить, сколько понадобилось времени для того, чтобы прорыть этот гигантский подземный ход?
– Крымов, хватит возмущаться… Ты мне лучше скажи, что ты от меня скрываешь. Почему приостановили операцию? И куда мы, по твоим словам, вляпались по самые уши?
– Игорек, ты что, не знаешь, что за мельницей, там, где поля «отдыхают» уже лет десять-пятнадцать, находится ракетная точка? Разве ты не видел отдушины, когда проезжал мимо дома своего дружка Ерохина? Хотелось бы мне посмотреть в глаза тому кретину, по приказу которого ее разместили почти в черте города, да к тому же еще так близко к подземелью, в котором может случайно очутиться любой мальчишка… А ведь там стреляют без предупреждения. Приблизишься к секретному объекту на недозволенное расстояние – и все, тебе крышка. Мы вот с тобой сейчас идем, шумим и не знаем, в какой части подземелья находимся и как далеко от ракетной точки.
Такие дела. Знаешь, Шубин, я вот разговариваю с тобой об этом, а ведь мысли у меня только о наших девчонках.
Я чувствую себя последним мерзавцем, вспоминая, как часто я рисковал Юлькой, посылая ее в самое пекло… Ты помнишь Ломова? Он ведь мог прирезать ее. А эти женские бои? Хотя она тоже хороша – чего ей не сиделось дома? Ты думаешь, я не предлагал ей выйти за меня замуж? Да сто раз!..
– Крымов, прекрати…
– А чего «прекрати»? Вы же все меня скотиной считаете, циником и все такое прочее… Ну есть во мне это, куда деть? Но к Земцовой я всегда относился с нежностью, как к ребенку. Не будь она такой упрямой, давно бы сама родила ребенка, сидела бы дома и стирала пеленки.
Но у нее, видите ли, проблемы с самолюбием, ей нужно самореализовываться… Господи, слово-то какое дурацкое. Как, впрочем, и все вокруг…
– А Надя?
– Надя? – Крымов произнес это имя фальцетом, высоко и как-то даже жалобно, всхлипнув, словно его задели за живое. – Надя? Да я вообще не знаю, что я здесь делаю, когда я должен сейчас находиться там, возле нее…
Но, с другой стороны, ведь все, что мы сейчас с тобой делаем, я делаю ради нее… Жалко, что следов не разобрать.
Холодно-то как, а, Шубин?! Ты не молчи, говори что-нибудь, думаешь, я не понимаю, что ты за каждым поворотом вздрагиваешь – боишься, что наткнешься еще на одно тело?
Шубин промолчал. Да и что было говорить, когда нервы были на пределе, когда у него выстудилось не только тело, но и душа, а сердце превратилось в осколок льда. Был ли он готов увидеть в этой бесконечной и запутанной могиле труп Юли? Да, готов. И не готов одновременно.
– Смотри, Игорек, жизнь продолжается, – Крымов осветил лампой гнездо с маленькими крысятами. – Ну и гадость! Эти твари такие выносливые, им все нипочем: ни холод, ни отрава… Плодятся себе спокойно. А как пищат противно! Тьфу! Ты не помнишь, сколько раз мы свернули и куда?
