В доме было тепло, пахло щами, которые хозяйка прикрыла крышкой, выключив под кастрюлей огонь.
– Давайте я вас покормлю… Вы же с дороги, устали небось… Давайте, у меня щи вкусные, с фасолью, я сметанку с погреба принесу, картошечку зажарю, огурчиками угощу и солеными грибами. У нас все запросто.
– Как вас величать? – спросил Игорь.
– Ольга Ивановна, – отозвалась хозяйка, – а вас?
– Меня Юля.
– А меня Игорь.
– Вы побудьте здесь, а я быстренько в погреб сбегаю…
И она убежала. В прямом смысле, словно молодая, хотя ей на вид было лет пятьдесят с небольшим.
– Все-таки все частные дома разные, – проговорила Юля, осматривая просторную кухню, чистую и светлую, наполненную приятными домашними запахами, уставленную добротной светлой мебелью и украшенную веселыми солнечными занавесками на окне и целым садом из домашних цветов на подоконнике. – В некоторые и заходить-то не хочется, они торчат вдоль улиц, как гнилые зубы на больных деснах…
– Юля!
– А что «Юля»? У меня образное мышление.
– Ты – юная натуралистка…
– Да, мне нравится называть вещи своими именами.
Но этот дом я могу сравнить лишь с добротным бюргерским жилищем, в котором обитают понимающие толк в деревенской жизни люди, строящие свое благополучие на развитии натурального хозяйства. Ты обратил внимание на забор?
– Ну обратил, и что? Забор как забор.
– А то, что он РОВНЫЙ! А не покосившийся, как у других… Уважаю таких хозяев…
Вернулась Ольга Ивановна, проворно разулась на пороге, скинув обрезанные калоши, и поставила на стол банку со сметаной и глубокую глиняную миску, полную маленьких, мокрых от рассола огурчиков.
Хозяйка сняла с себя фуфайку и предстала перед гостями в обтягивающем ее крепенькое тело свитере и длинной шерстяной серой юбке.
– Вот умывальник, можете помыть руки, здесь мыло, а это полотенце… Пожалуйста. Чувствуйте себя как дома, а я буду бегать вокруг вас, собирать на стол и рассказывать… Ведь вы же насчет Татьяны Трубниковой, как я понимаю? Слышала, что Роман сегодня приехал из города, куда ездил, чтобы нанять частных детективов…
– Вы, я смотрю, в курсе? – не выдержал Шубин, удивляясь такой осведомленности.
– А как же!
Юля подала ему знак молчать, чтобы не сбить рассказ Ольги Ивановны.
– Мы тут все про всех знаем. Жизнь у нас такая – одна на всех. С кем что случится – не скроешься. Это вам не город. Так вот, выходит, что Роман из города с вами и приехал? Но только зря он в город ездил да деньги заплатил…
Ольга Ивановна замерла, прижав к груди банку теперь уже с грибами, и внимательно посмотрела Игорю в глаза. Да и вообще она обращалась в основном к нему, к мужчине, считая, очевидно, его главным.
– Но почему зря? – спросил Игорь. – Вы знаете, где Таня?
– Знаю, вернее, ПОЧТИ знаю, но сказать никому не могу.
– Почему?
– Да потому, что она просила меня никому не говорить.
– Кто? – хором спросили Юля с Шубиным.
– Сейчас все только и говорят про нее да про Динку Кириллову, но про Динку-то я ничего не знаю, поэтому ничего и не скажу, кроме того, что она жила с Ангеловым, это все знают… Они пожениться хотели, да только им ее отец не разрешал. А Татьяна… – Она вздохнула и села за стол, уперев руками щеки. – Понимаете, думаю, она ждет, чтобы все забыли о ней, потому что, если только отец узнает – убьет ее… Он – человек жестокий, у него, видите ли, ПРИНЦИПЫ! А я так думаю, что она скоро родить должна.
– Родить? Так она в М.?
– Нет, конечно. Она в соседнем селе, в Ильиновке.
Отец отправил ее в город, чтобы она не встречалась с Андрюшей. Андрей – мой племянник.
– Ну что ж, одной жертвой меньше… – с облегчением вздохнула Юля. – Какое хорошее известие вы нам приготовили…
– Известие известием, а соловья баснями не кормят.
И Ольга Ивановна, спохватившись, кинулась к плите, налила гостям густых жирных щей, положила каждому в тарелку по большому шмату застывшей на холоде сметаны, нарезала хлеб.
– Вот и посудите сами, что мне теперь делать? Они же просили меня никому ничего не говорить, а я вам рассказала… Просто мне бы не хотелось, чтобы вы про Татьяну думали, что ее нет в живых. Нехорошо это. Что мне делать – ума не приложу.
– Неужели Роман сам не съездил к Андрею и не проверил, не там ли его дочь, тем более что он, как вы говорите, был против того, чтобы они встречались?
– Ездил, но Таня живет у моей сестры, другой тетки Андрея, мы все уже испереживались… Ведь рано или поздно все откроется, и тогда Роман и меня-то пришибет…
– А почему Роман был против Андрея?
– Да потому, что знал, выйди Таня за него замуж, так учиться не будет, а он, видите ли, втемяшил себе в голову, что ей надо институт обязательно кончать… А зачем он ей, этот институт, когда у Андрея свое хозяйство, бычки, гуси, земли пятьдесят гектаров, он же фермер!
– Ничего не понимаю, – пожала плечами Юля, уже представляя себе, как она попытается подготовить Романа к такому одновременно радостному и внезапному известию, что его дочь, оказывается, жива, да еще и на сносях. – Странно все это…
– А люди все, между прочим, со странностями, – покачала головой Ольга Ивановна. – И как хорошо, что вы пришли именно ко мне. Вот только что-то не пойму, как вы меня нашли? Неужели действительно наша милиция работает спустя рукава только лишь по той причине, что им мало платят? Вон вам заплатили, и вы тут же вышли на меня… Но как вы догадались, что я – это я?
Юля улыбнулась, но промолчала, а Игорь, понимая, что разубеждать эту простую женщину в том, что они попали в ее дом СЛУЧАЙНО, не стоит, спросил как бы между прочим:
– А что Наташа Литвинец? Вы когда ее последний раз видели?
– Наташу? А вот что с ней – понятия не имею. Они с Динкой как в воду канули… А видела я ее четырнадцатого сентября.
– У вас такая хорошая память? – повторил свой вопрос, который он задавал часом раньше Василию Рождественскому, Игорь, заведомо зная ответ.
– Да нет, что вы, я же нормальный человек. Просто у меня четырнадцатого день рождения.
– И где же вы ее видели?
– Да у Лизки, у соседки моей, я ей как раз тогда молоко приносила, она ж у нас барыня, сама даже за молоком не ходит, все ей подай да принеси…, – Я смотрю, вы не жалуете ее… Это вон тот большой дом, за садом?
– Ну да! Я прихожу, а Наташка уже там, задом вертит… Извините. Просто с языка сорвалось. Но она действительно такая была.
– Какая?
