– Юля мне говорила, что у нас появилась лаборатория, которая занимается генетической принадлежностью плода, крови… Я про Орешину… Ты не узнавал, ее ребенок, вернее, плод, – от Оленина?
– От него. Это точно. Я сам звонил в лабораторию, потому что знал, что они выполняют задание прокуратуры, и мне сказали, что все исследования завершены, что Орешина была действительно беременна от Оленина… Более того: незадолго до смерти Орешина имела половой акт с Олениным – это уже по моей части… Я сам лично занимался экспертизой, не без помощи, конечно, Нади… Я подумываю о том, чтобы вообще уйти из морга и заняться исследованиями. Сейчас есть возможность поехать в Москву, поучиться немного… Знаешь, надоело по локоть в этом дерьме возиться… Я ведь женюсь, Шубин, можешь меня поздравить… У нас скоро будет ребенок…
– Поздравляю… – Шубин аж зажмурился, представляя себе лицо Юли и ее улыбку: он тоже мечтал о женитьбе и о ребенке, которого она родит ему…
Сашок молча наблюдал, как Шубин, положив трубку, смотрит куда-то в пространство.
– Игорь, – наконец осмелился подать голос Саша, – я вот только не понял: зачем нам проводить ночь на квартире Шониной?
– А мы туда и не пойдем… Мы сейчас поедем к гостинице и будем ждать, когда оттуда выйдет сам Олег Шонин… Понимаешь, чувствую, что он приехал сюда вовсе не для того, чтобы устраивать поминки по своей сестре… У него какие-то дела здесь, а мы ничего не знаем… После того, как ты сказал ему, что будешь ночью в квартире его сестры, он будет думать, что мы меньше всего заняты его личностью… А вот мы как раз и проследим, чем занимается по ночам этот… уже московский бизнесмен… Впрочем, все это только предположения…
– И что же это за предположения?
– Поживем – увидим. Согрелся?
– Еще как… Аж в пот бросило… А кто вас научил делать такие вкусные горячие бутерброды с луком?
– Жизнь. Колбасы не было, вот я и научился делать их с луком… Ну что, поехали?
* * *
Крымов допоздна находился на даче Конева. Он выяснил у Корнилова, что гражданин Конев – убийца-рецидивист – действительно являлся собственником этой большой и явно заброшенной дачи, но ни два года назад, ни год, никогда он из мест заключения не сбегал, а потому дачей наверняка воспользовались либо его дружки, либо просто посторонние, которые знали, кому принадлежит дача.
В четырех просторных комнатах Крымов нашел следы пребывания в доме женщины: черные кружевные трусики, застрявшие между матрасом деревянной кровати и стеной, губная помада, закатившаяся под кровать же, и расческа с несколькими рыжеватыми волосами. Постель за два года, что здесь никого не было, приобрела какой-то желтовато-сероватый оттенок и пропиталась запахами сырости и плесени.
И вдруг, уже перед тем, как уйти, Крымов в сенях, на подоконнике, увидел местную газету «Рекламный вестник». И каково же было его удивление, когда он рассмотрел дату – 23 июля 1997 года. Газете было чуть больше года. Что это означало? Что на этой даче год назад кто-то побывал. Ну и что с того? Мало ли бездомных или влюбленных парочек, которые провели ночь в заброшенной даче, которая, кстати, даже не запирается?
Крымов раскрыл газету, и в глаза ему бросилось объявление, обведенное жирной розовой помадой, той самой, которую он нашел под кроватью. Объявление было кратким и гласило: «Пианист по вечерам, т. 24–54–36».
Крымов вернулся в машину. Предварительно запер дачу специально прихваченным для этого случая «амбарным» замком. И сразу же позвонил по сотовому по указанному в объявлении номеру.
– Ресторан «Европа», я вас слушаю… – раздался спокойный и даже немного «ленивый» женский голос.
– Извините, я ошибся…
«Кленов! Герман Кленов!»
Крымов не помнил, как домчался до города. Он притормозил у ресторана «Европа», который в эту ночь выглядел особенно уютно – из-за нового, искрящегося разноцветными лампочками освещения и белых кружевных занавесей, колыхавшихся в распахнутых узких окнах… Из окон же лилась настоящая «ресторанная» музыка, приторная и манящая в этот сладостный притон одинокие и заблудшие души… Но это были не звуки рояля, по которым так страдала Юля. То была запись джазового оркестра, потому что так играть на саксофоне в этом богом забытом городе никто не мог.
Крымов вошел в утопающий в ночных призрачных огнях зал и сел за предложенный ему знакомым официантом столик.
– Ледяной апельсиновый сок, грушу и… Скажите, где ваш пианист?..
– Уволился сегодня… Так неожиданно… И никто не может понять, чем его могли обидеть… Ведь ему хорошо платили, к тому же он очень нравился хозяину. А тут вдруг пришел сегодня часов в пять и сказал, что срочно уезжает. Попросил расчет, а когда узнал, что денег в наличности нет, пожал плечами и спокойно так, словно деньги его мало интересовали, ушел… И больше его никто не видел.
– Тогда четыре груши и бутылку сока – с собой… Только, пожалуйста, побыстрее…
И снова ночь и дождь. И сочная мякоть груши в салоне машины… Юля Земцова любила груши. Любила и любит, и будет любить…
Крымов поехал в драмтеатр, где работала гримершей Вероника Лапина – любовница или сожительница – без разницы – Германа Кленова.
В театре заканчивался спектакль. Администратор, которого Крымову с трудом удалось разыскать, сказал, что Лапина уже давно ушла домой, что этот спектакль главный герой играет без грима, потому что у него аллергия. Что же касается остальных артистов… Но Крымов его не дослушал. Перебил и спросил адрес Лапиной.
– Она живет вот в этом доме, видите? – Администратор, красноносый худощавый мужчина в поношенном костюме и несвежей рубашке, подвел Крымова к окну фойе и указал на стоявший прямо рядом с воротами театра пятиэтажный, старой застройки дом. – Квартира девятая. У них свет горит, видите?
– А с кем она живет, не скажете? – Крымов догадался достать свое удостоверение.
Администратор, даже не читая его, сказал, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся:
– С Германом живет, с Кленовым, содержит его… А он пьет и в своем кукольном театре не показывался, наверно, уже месяца два, это уж точно… Не понимаю, что находят женщины в таких, как он…
– О каком еще кукольном театре вы говорите? Разве Герман Кленов не работает в ресторане «Европа» тапером?
– Кто, Герман? Это вы что-то путаете, молодой человек… – До Крымова только сейчас дошло, что администратор пьян, причем основательно, и вообще – едва стоит на ногах. – Герка не умеет играть ни на чем… Какой он, к черту, тапер?! Он пьяница, алкоголик…
– А может, в нашем городе два Германа Кленова?
– Может, и два, и три… Я не знаю, извините…
Крымов вышел из театра и побежал к дому, где жила Вероника Лапина. Поднялся на третий этаж и позвонил в квартиру номер девять. Но сколько ни звонил, ему так никто и не открыл. Тогда он принялся изо всех сил колотить по двери кулаками. Вышедшая на шум соседка пригрозила, что вызовет милицию, если Крымов сейчас же не прекратит «хулиганить».
