– Я не знаток детских фильмов.
– Рек оказывается хорошим парнем, несмотря на внешность. – Она наконец перестала всхлипывать, и Джефферсон смог подойти еще чуть ближе.
Неужели ему хотелось, чтобы она считала его хорошим парнем? Нет, только не это. Такие женщины, как она, имеют обыкновение возлагать излишние надежды на парней, которых считают хорошими. И как большинство таких парней, он, в конце концов, наверняка разочаровал бы ее. Но только не сегодня. Сегодня можно побыть хорошим парнем. Джефферсон не знал, что сделать, чтобы не казаться таким огромным на фоне ее хрупкости. Не найдя ничего лучшего, сел на край кровати рядом с ней. Под тяжестью его веса матрас просел, и Брук соскользнула ближе к нему. Он почувствовал прикосновение ее голых ног.
По-настоящему хороший парень не испытал бы такого острого и болезненного чувства от близости женщины. Брук не попыталась вдавиться в стену, просто уставилась на него огромными, полными слез глазами.
– Итак, Брук, за кого вы меня приняли?
Она не сразу поняла, что это имя относится к ней, лишний раз подтвердив свое неумение лгать. Но ложь, очевидно, как-то связана с ее страхами и слезами. Джефферсон понял, что сейчас не время давить на нее, заставляя сказать правду.
– Я… я… я приняла вас за другого, – с трудом выдавила она.
– Это радует. – Он старался говорить спокойно и равнодушно. – Возможно, я бываю раздражителен. Но не настолько страшен, чтобы заслужить удар лампой по голове.
– Простите меня.
– По правде сказать, я никогда раньше не сталкивался с такой реакцией со стороны женщины.
Он заметил на ее лице слабый намек на улыбку, и это его воодушевило. Видимо, придется завоевать доверие пугливого оленя на лесной поляне.
– Конечно, я и не думаю, что сталкивались. – Она покраснела.
Ну вот, только этого не хватало. Уж лучше бы снова соврала. Он должен был догадаться об опасности. Домработница считает его привлекательным. И хорошим парнем. Теперь она явно не умрет от страха. Джефферсон приказал себе встать и уйти, но добрый дурак, сидевший внутри, не позволял этого сделать.
– Кто он? Кто, черт возьми, так вас напугал?
Он понимал, что говорит совершенно неприемлемым тоном, но не мог сдержать ярости на человека, за которого его приняла Брук. Она сжалась, будто чувствовала себя виноватой в том, что так напугана и допустила столь непростительную слабость.
– Мне просто приснился страшный сон, – глухо пробормотала она.
И снова соврала. Это не просто страшный сон. «Ну да ладно. Оставим до лучших времен». К тому же, это явно не его ума дело. Пора выбираться из этой ситуации.
Но хороший парень не мог просто взять и уйти. Хороший парень усердно искал слова, чтобы ее успокоить. Вот только страшно эгоцентричный парень слишком долго занимался исключительно своими делами, да так ни одного и не нашел. Бизнес-аналитик уже давно считал чувствительность недопустимой слабостью. Хороший парень не мог не заметить, что она вся дрожит, а между пальцами, которыми она закрывала лицо, до сих пор блестят слезы. Плохой парень тяжело вздохнул и, сам того не желая, подчинился хорошему парню. Здесь не место для цифр. Для слов. Для уравнений. Для анализа.
И Джефферсон Стоун сделал то, что сделала его бабушка, когда у нее на пороге появился испуганный, убитый горем сирота.
– Как вы себя чувствуете?
– Нормально.
И снова неправда. Ее голос дрожал, будто она держала в руках отбойный молоток. Брук сердито смахнула предательские слезы.
Какой-то инстинкт, или воспоминание о маленьком мальчике, которым он когда-то был, какое-то врожденное понимание, что такое доброта и что от него требуется, заставил Джефферсона приподнять ее и посадить к себе на колени. Ее сомнения и слабая попытка сопротивляться продлились не больше секунды. Потом она уткнулась ему в грудь, щекоча подбородок кудряшками, и он почувствовал, как намокает от ее слез рубашка.
– Все хорошо, – успокаивал он. Его голос, не привыкший к таким нежным интонациям, звучал хрипло. – Все хорошо, милая. Вам ничего не угрожает.
Милая? Отчаянное желание помочь ей довело Джефферсона до безумия. О чем он думал, говоря милая? Но почему-то не хотелось называть ее Брук, делая вид, что он верит явной лжи по поводу имени. Да и физический контакт с домработницей, уже не первый за день, лишь усиливал ощущение безумия. В данный момент его это не пугало. Несмотря на нежные изгибы ее фигуры и тепло прижимавшегося к нему тела, несмотря на то, что она солгала, он не думал о том, что перед ним красивая женщина. Видел в ней испуганного ребенка, каким когда-то был сам. Он чувствовал, что нужно успокоить ее, как когда-то сделала бабушка. Поэтому он гладил ее по голове и ласковым голосом, в котором с трудом узнавал свой собственный, снова и снова повторял, что все хорошо и она в безопасности. Он чувствовал, как ее напряжение спадает, мышцы расслабляются, дыхание выравнивается, лихорадочное биение сердца замедляется. И наконец, она, должно быть, успокоилась, потому что тихим неуверенным голосом произнесла:
– Вот вы сказали, что из меня никудышная лгунья.
– М-м-м?
– Меня зовут не Брук.
Джефферсон ждал.
Она вздохнула, будто взвешивая, насколько разумны последующие действия.
– Меня зовут Анжелика. Энжи.
Он продолжал молчать, ожидая, станет ли она говорить дальше, захочет ли объяснить, зачем ей понадобилось обманывать, но она молчала. Теперь он чувствовал, что она совсем успокоилась, потом начала тихонько посапывать ему в грудь. Волосы упали на лицо, а когда Джефферсон убрал их, увидел, что она спит. Он еще долго сидел, не двигаясь, чтобы не разбудить ее, пока онемевшая рука не упала вниз. Тогда он осторожно приподнял Энжи и положил на кровать. Она даже не проснулась. Он накрыл ее одеялом и еще немного постоял, глядя на нее.
Это спокойное лицо действительно напоминало ангельский лик, и ему как нельзя лучше подходило имя Анжелика. Наклонившись, он поцеловал ее в щеку, как целуют детей, уложив в постель. А потом быстро отвернулся, потрясенный собственной нежностью.
– Надеюсь, наутро мы оба все это забудем.
У нее был шанс. У него нет.
Джефферсон бросил последний взгляд на спящую женщину и, тихо спустившись по лестнице, закрыл за собой дверь в башню. Совершенно очевидно, надо заставить себя забыть то, что он почувствовал в той комнате. Одно дело быть хорошим парнем. Совсем другое впустить кого-то в свое сердце. Это означало впустить в свою жизнь не выразимую боль. То, что произошло, лишь укрепило его решимость держать взаимоотношения с домработницей в сугубо деловом русле. Пока они под одной крышей, надо свести общение с ней к минимуму. В этом он безусловный мастер. После страшного удара, который нанесла ему смерть Хейли, он уже три года успешно избегал общения с миром.
Несмотря на поздний час, он знал, что не сможет заснуть, поэтому пошел в кабинет. В настоящее время он работал над проектом модернизации городской компьютерной системы Портленда. Джефферсону нравилась эта работа. Он мог полностью погрузиться в исследование, планирование, координирование, выбор и инсталляцию нового программного обеспечения городов, огромных производственных комплексов и гигантских корпораций.
