– Моя очередь… – Алв метко закинул баранью кость в пустой кувшин у стены и вежливо улыбнулся. – Арамий Амадеус Блюмелот, потомственный сенатор.
Ага, и этот боярин, только на алвский лад. Но тоже весьма интересный персонаж. Высоченный, с меня ростом, но, похоже, при своем довольно тонком строении тела обладает недюжинной силой и ловкостью. Рубака еще тот, лоб наискосок пересекает рубленый шрам, тщательно залеченный, но все равно хорошо заметный. Ну и, конечно, весь в алвском антураже: длинная грива волос, прихваченных в хвост серебряным кольцом в камушках, высокие, чуть ли не до паха, замшевые сапоги, длинный, шитый серебром, подбитый мехом камзол и кружевная рубашка. Ну и серьги в ушах. Правда, впечатление портят расквашенная губа и шишка на лбу, но все равно весьма авантажен. Такие, наверное, очень нравятся местным женщинам. Алв, одним словом. Даже не скажу, сколько ему лет, но не молод. И явно владеет Силой: пытался накоротке несколько раз меня прощупать, амулет Малы исправно каждый раз свидетельствовал об этом.
– Гор. Славен. – Я в свою очередь поклонился алву.
Очень интересно. Теперь осталось понять, что собрало этих людей здесь, и главное – какой кикиморы они все дружно схлестнулись с наемниками. Впрочем, скорее всего, тому причиной…
– Купава, инокиня Обители Торжества Веры. – Девушка почему-то скрыла факт нашего знакомства.
– Гор. Почту за честь разделить с вами стол, но что случилось? В чем причина конфликта?
Купава слегка покраснела, неопределенно хмыкнула и сразу сделала вид, что полностью занята фаршированными угрями.
– Хамы… – пожал плечами румиец. – Я не совсем понимать, но, кажется, эти хамы затеять ссору с почтенной Купавой.
Инокиня покраснела еще больше и, скрывая это, даже отвернулась.
– Я увидел, как прекрасная дева, – алв поклонился инокине, – вступила в бой с наемниками, и без рассуждений выступил на ее стороне. Ибо всегда готов служить очаровательным женщинам. Барон присоединился к нам, очевидно, из тех же побуждений. А что послужило ссорой, мне не ведомо, да и не столь уж важно.
– Они грубияны, – зло фыркнула Купава, очевидно объясняя причину, и поспешила уйти от неприятной темы: – Пьем?
Возражений не последовало. Запеченный баран оказался отменным, огневица тройной перегонки – просто жуткой крепости, но приятного вкуса, так что вскоре напряжение спало и завязался обычный застольный разговор. Очень занимательный и непринужденный. Румиец громко хохотал и рассказывал, по его мнению, смешные анекдоты, не забывая отчаянно хвастать. Арамий тоже не оставался в стороне, колко и ехидно высмеивая народы Серединных земель, при этом очень тонко, не преступая грани откровенных оскорблений. Купава вливала в себя кубок за кубком и часто хохотала, почти всегда невпопад. И, кажется, очень тяготилась моим обществом. Но тут уж извини, красавица: Горан на посиделки не напрашивался, а вполне серьезно вытащил твою весьма привлекательную задницу из больших неприятностей. И уже не первый раз.
А что делал я во время застолья? Я больше молчал, из приличия поддакивая алву и румийцу. Но причин, по которым мои новые знакомые оказались в Заречье, так и не выяснил. Собеседники этой темы тщательно избегали, а Купава наше знакомство все так же скрывала. Ну и ладно, по большому счету, мне все равно. Главное, как-нибудь перебраться за Вал.
В целях разведки даже выставил бутыль ядреного пойла наемникам, тем самым, которым врезал подле входа. Много не узнал, они были уже упиты вусмерть, но кое-какими полезными сведениями разжился.
В итоге мы славно посидели, набили дармовым угощением желудки, опять чуть не подрались – некоторые буйные головы жаждали реванша – и все же разошлись вполне довольные друг другом. Такое, знаете ли, дорожное знакомство случилось. Ни к чему никого не обязывающее. И это хорошо, я совсем не расположен кому-то изливать душу. И принимать чужие излияния в ответ. И вообще, тяготит меня чужое общество. Бирюк и есть.
К полуночи наконец попал к себе в комнату – такой крошечный пенал со сбитой из досок лежанкой-топчаном, крытым потертыми козлиными шкурами. К счастью, номер оказался достаточно чистым, без насекомых, и теплым – кабатчик даже предоставил таз с горячей водой, а остальное мне как-то не важно. Делов-то – ночь перекантоваться… И вообще, голова совсем другим забита. Гоню дурные мысли прочь, но почти бесполезно, все равно всякая дурь в голову лезет. Все же просто: есть цель, от которой отказаться не могу, значит, этой цели надо достигать и думать как раз над этим, а не строить конспирологические версии. Ан нет…
– И подустал я что-то… – буркнул я могучему засову на двери, больше похожему на потолочную балку. – Сейчас омоюсь – и пошло оно…
Не договорил, потому что раздался тихонький стук в дверь.
– Кто? – Я на всякий случай достал пясть из ножен. Мечом в этом закутке явно не размахнешься.
– Я это… Ты откроешь или нет? – пьяненько прошептали за дверью. Голосом Купавы.
Я ругнулся мысленно, снял засов и узрел на пороге мертвецки пьяную воительницу. Вот интересно, все пишут о суровой аскезе в Обители, о всяческих лишениях, добровольно наложенных на себя воинствующими монахами, а вот это как уживается с монашеским уставом? Или на выезде – можно?
– П-поговорить х-хочу… – запинаясь, пробормотала девушка и показала мне оплетенную соломой бутылку. Почти полную.
– Заходи.
– Ага, сейчас. – Купава молодецки присосалась к бутылочному горлышку, икнула и неожиданно повалилась на пол. Едва успел ее подхватить. Вот за что мне такая напасть? Куда ее теперь? Драная кикимора!!!
Пришлось взвалить на плечо и оттранспортировать деву в ее номер, благо он находился по соседству. Постоял немного, убедился, что, скорее всего, она уже не проснется до самого утра, и отправился к себе. Омылся и с чистой совестью завалился спать. Ну их в задницу, такие приключения…
Ночь пролетела как мгновение. Только закрыл глаза – и сразу же их открыл. Тем лучше, вроде даже отдохнул. Поплескал в лицо водички, собрался, прихватил у корчмаря ковригу хлеба свежей выпечки и отправился в конюшню. Труба, кикимора ее дери, зовет. В поход, мать его… Вот чего-то нет у меня настроения.
К своему удивлению, в конюшне, помимо заспанного конюха, я обнаружил румийца, сплошь закованного в латный доспех, седлавшего своего мышастого, могучего, под стать хозяину, жеребца. Партос угрюмо кивнул мне, изобразил приветствие на оплывшей физиономии и отвернулся.
А через мгновение нарисовался Амадеус, то есть алв. Такой же опухший от вчерашних побоев и возлияний, но в отличие от Партоса, вежливый и улыбчивый. В очень сложной и дорогой с виду чешуйчатой ламелелярной броне, обычной для алвов. А этот куда спозаранку намылился?
Но особо над этим я раздумывать не стал и принялся седлать Бурку. Пока возился, румиец и алв уже уехали. В добрый путь.
Но еще через пару минут брякнула дверь конюшни, и в клубах морозного пара появилась Купава. Выглядела она… краше в домовину кладут, но тоже явно куда-то собралась. А вот такие совпадения мне уже очень не нравятся…
