Взял в руки небольшой медальон в виде круглой пластинки из черного металла. На одной стороне выбито грубое изображение кряжистого развесистого дерева, на другой – многолучевая звезда. Изображения потертые, едва угадываются; похоже, медальон очень старинный. Амулет? Оберег? От чего? Для чего? Непонятно… Я читал, что в этом мире очень развито искусство прикладной, так называемой обережной магии, значит… Значит, пусть будет: со временем сам все пойму. Хотя какая магия? Здесь такой термин не используют, заменяя его словом «чародейство».
Потопал к сумкам и переоделся – меня приковали к скале в одних портах. Мала принесла практически такую же одежду, только добавила еще одну смену белья и пару рубах с немного кривоватой, неумелой вышивкой по вороту…
– Сама вышивала? – Я невольно улыбнулся и провел пальцем по грубоватым узелкам.
Отдельно лежала сумка с едой. За время, проведенное в порубе, меня никто не удосужился покормить, и, внезапно ощутив дикий голод, я решительно впился в кусман копченого мяса. Отломал краюху от еще теплой ковриги хлеба и развернул сверток с оружием и доспехом.
Да, дядюшка Крон славно поработал… Отличный, стеганный из кожи подклад для доспеха. Новый подшлемник и новая основа для латных перчаток. Пластины и кольчужное полотно тщательно вычищены и даже, кажется, заново проворонённые. Ма́стерская работа! Даже на мече заточку поправил. А это? В небольшом свертке с карманами оказался набор оселков из камня, больше похожего на шероховатый металл, и несколько скляниц с надписями на ославском языке. Надеюсь, разберусь, ибо обычным оселком этот меч не заточишь, я уже пробовал.
Отпил шипучего меда из фляги и взял в руки рогатину – Крон передал ее и большой нож с засапожником в качестве подарка.
Точно такого же вида, как рогатина Малены, но гораздо больше и мощнее. Лезвие длиннее почти в полтора раза. Та же серебристая рунная вязь, только немного другой вязки – сложнее и витиеватее. Получается, рогатина – для нежити, а вот меч – как раз для людей. Ну что же, такой комплект в этом мире очень должен пригодиться. Ого… и на пясти вязь вывел. Какая-то цветная…
– Спасибо, дядя Крон! – Я не вставая поклонился доброму кузнецу. – Мы с тобой еще увидимся.
Продолжил разбирать сумки и наконец наткнулся на свою мошну с квадратными монетами – резанами. Да, все верно: они самые, вот у одного из квадратов уголок приметно сплющен. Все пятнадцать штук: было шестнадцать, но одну я отдал Ивлинке. Странно… кошель у меня отобрали, когда сажали в поруб. Это получается, кто-то вернул их Мале? Кто?
Отчего-то расхотелось думать на эту тему, и я прилег около костра. Зачем оно мне надо? Обойдусь и без этого знания. Еще, что ли, поесть? Нет, не хочу, лучше немного вздремнуть…
Проснулся я от легкого плеска. Подхватил меч и сразу опустил его – разглядел в воде блестящее тело берегини.
– Боиш-шьс-с-ся меня? – немного шепелявя и растягивая шипящие звуки, спросила Стигни, показавшись по плечи из воды.
– Нет, я никого не боюсь. – Я не сводил глаз от идеального, как будто светящегося изнутри тела берегини. – Хочу тебе, богиня, сказать спасибо за то, что спасла меня.
– Пус-с-стое… – Стигни, изящно покачивая бедрами, вышла на берег и прилегла напротив меня. – Вс-с-сегда помогать подруге. И я не богиня…
– А кто же ты?
– Такая же, как ты, но только немного другая. Люди с-с-считать богиней, мы не против… – Стигни весело рассмеялась, показав мелкие остренькие зубки. – Ты тоже так считать, пус-с-скай…
– Выпьешь? – Я показал берегини баклагу. – У нас не принято пить одному.
– Я иногда люблю ваш-ш-ша еда… – Стигни взмахнула рукой, и на берег из воды сами по себе выскочили две здоровенные блестящие рыбины. – Готовь мне ее на огонь. Если питье с-с-сладкий, то буду, ес-с-сли нет, пей с-с-сам. И говори, мне нравится с-с-слушать тебя…
Я налил в походную чашку мед и передал берегине:
– Он сладкий.
Стигни принюхалась, смешно сморщив носик, и залпом выпила вино, а потом заявила:
– Нравитс-с-ся. Вкус-с-сно. Не такое, как наш-ш-ше… Надо мной с-с-смеются с-с-сестры, говорят ты любишь humsynsas…
– Что это значит? – Я сполоснул выпотрошенную рыбину в воде и принялся за другую.
– Да… – Берегиня опять засмеялась. – Так мы называем вас-с-с. Это значит «те-кто-не-умеет-жить-в-воде». Почему ты не пьеш-ш-шь? Пей…
– За тебя, красавица Стигни!.. – Я плеснул немного вина на камни и, прижав руку к сердцу, выпил.
– Я крас-с-сивая? – Берегиня убрала волосы за спину и немного озадаченно приподняла руками свои грудки. – Почему ты так с-с-считать? У ваш-ш-ших самок они больш-ш-ше…
Я сразу не нашелся, что ей ответить, но потом выдавил из себя:
– Больше – не значит лучше… Ты на самом деле очень красивая, Стигни. Любой человеческий мужчина влюбился бы в тебя без памяти.
– Я еще с-с-совсем маленькая, – огорченно протянула берегиня. – Так с-с-сестры говорят… Мне нельзя пока любить…
Я присмотрелся к девушке и увидел, что она действительно совсем молоденькая. Вряд ли больше тринадцати лет – это если судить по человеческим меркам. А если не по человеческим, то… может быть, еще совсем младенец. Тело ослепительно красивое, но еще не созревшее, девичье. Интересно, что ей от меня надо?
– А ваши мужчины? У вас есть мужчины?
Стигни отрицательно помотала головкой:
– Нет с-с-самцов, одни с-с-сестры.
– А как?.. – Я запнулся, подыскивая определение.
Берегиня весело расхохоталась:
– Не с-с-скаж-ж-жу, с-с-сам с-с-скоро узнаеш-ш-шь. Когда я вырас-с-сту. Дай ещ-ще питье, от него с-с-становится вес-с-село…
Я протянул ей чашу, но вдруг берегиня испуганно ойкнула:
– Мне надо уходить. Зовут…
– Мне было приятно с тобой говорить, Стигни.
– Мы увидимс-с-ся… – Берегиня прикоснулась ко мне рукой и вошла в воду. – Ж-ж-жди. А пока можешь с-с-спокойно с-с-спать з-з-здес-с-сь…
– Прощай. – Я проводил глазами берегиню и вернулся к костру. – А рыба? Да и ладно. Сам съем.
После еды я завернулся в одеяло и крепко, без сновидений, уснул. Яга, берегиня… сколько еще необычных женщин мне встретится на пути? Не знаю. И не хочу знать…
Глава 10
«Виллы, рекомые вилиями, – суть монструмы водные стати женской и никоим образом не похожие на навий, тем паче на берегинь. Обличьем оные весьма премерзкие, злобы преизрядной и способности к природной силе имеют, улавливая мысли человеческие и используя оные для заманивания доверчивых мореходов на погибельные скалы. Имеются свидетельства, что оные вилии пытались удовлетворять свою похоть с выжившими, однако ж я не склонен верить подобному, ибо сии монструмы не имеют для сего занятия приличествующих органов, а размножаются яйцекладением…»
