– Трофимов, не зли меня!
– Они в лечебных целях ввели Минасяна в состояние гипнотического сна. Так вот, доктор со всей ответственностью заявляет, что Минасян не убивал Гольц! Он никого не убивал, – выдохнул Веня и провел по горлу рукой, что означало – полный кирдык.
– Не может этого быть, – Зотова отпихнула от себя Веню, не сдержав эмоций, и во все глаза уставилась на сестру Гольц. В памяти у нее отчетливо всплыл допрос хозяйки квартиры, которую снимала звезда, и ее ответ на вопрос, что она взяла из сумки: «Косметичку. Но в сумку я не лазила. Она сама выпала, когда я сумку на пол уронила. Косметичка открыта была, все по полу рассыпалось. Духи такие маленькие, помады, тушь, пудра, румяны, карандашики. Много всего. Я собрала все с пола и с зеркала. Там одна помада лежала. Ей все равно теперь это без надобности! А у меня сроду такой не было».
– Видите, она ярко-розовая! – выдвинув тюбик, показала Алика. – Фу, мерзость какая! Марина пользовалась помадами другой цветовой гаммы, такой, как бежевая, охра, теплые красные оттенки. Розовая помада ей не шла. И посмотрите, посмотрите срез! – Алика пихнула под нос Елене Петровне помаду, потом взяла другой тюбик и вывернула. – Видите разницу? У розовой верх срезан горизонтально, а у бежевой – конусом, – Алика открыла еще одну помаду, красную. – Тоже конусом. Каждая женщина красит губы по-своему. Говорят, что даже характер человека можно по его помаде узнать.
– Но мы такой фигней заниматься не будем, – влез Трофимов.
– А попробуем найти хозяйку этой помады и расспросить ее, что она делала в квартире, которую снимала Марина Гольц, – добавила Зотова.
– Я даже знаю, где ее искать, – покачал головой Трофимов.
Сестрицу Гольц наконец удалось выпроводить из кабинета.
– Нормальная вроде с виду баба, эта Лисицына. Маме понравилась моей, – ляпнул Трофимов и густо покраснел. Елена Петровна не стала вдаваться в подробности, решила опустить деликатную тему. – Впрочем, мотивов у Лисицыной было достаточно, – сокрушался Веня, – и ревность, и зависть, и обида на Гольц и бывшего любовника. А вы говорили, женщины прощать умеют. Ни хрена они не умеют! Минасян ей деньги на лечение мамы давал, а она его…
– Ты погоди, Вень, выводы делать, – прервала опера Зотова. – Как бы нам во второй раз не ошибиться.
Однако причастность Лисицыной к преступлению вскоре стала очевидна. Экспертиза установила, что слюна, микрочастицы кожи и отпечаток пальца на тюбике принадлежат Тамаре Лисицыной. Опера вновь опросили местное население и нашли свидетеля, который видел, как около четырех часов утра из подъезда дома, где снимала квартиру Гольц, выходила рыжеволосая девушка. Лисицына свою вину не признала, но оснований для ее ареста и предъявления обвинения было достаточно.
ГЛАВА 7. ЧУЖАЯ И БЛИЗКАЯ МОСКВА
Левон вышел из СИЗО и посмотрел на серое небо. Шел дождь вперемешку со снегом, над домами кружило воронье, Москва казалась грязной и чужой. Захотелось убраться отсюда поскорее. Он отошел на несколько метров от следственного изолятора, надвинул шапку на уши, но крик Тамары все еще звенел в его ушах. «Левон, я не убивала! Я никого не убивала. Клянусь здоровьем мамы. Я не убивала. Эта какая-то дикая ошибка. Левонушка, милой мой! Я не убивала! Я не убивала!»
Сердце ныло. Зачем он туда ходил? Зачем? Зачем добился свидания? Пять раз бегал в прокуратуру к Зотовой, караулил следователя у дома, пока она не сдалась. Добился свидания на свою глупую голову. Поперся! Хотел заглянуть Тамаре в глаза. Понять, зачем она это сделала. Зачем убила Марину и подставила его. Заглянул, но ничего не понял. Плакать Тамара стала сразу, как только Левона увидела, и все твердила, твердила, что не убивала. У следствия на этот счет была другая версия, и Левон не понимал, кому верить. Он вообще не понимал, как жить дальше, куда идти, что делать. Вроде облегчение должен испытать, что не он убил Марину. Стало легче, но ненадолго. Когда он узнал, что арестовали Тамару, снова на душе стало тяжело, так тяжело, что вздохнуть полной грудью не получалось.
Из СИЗО Левон поехал к Галине Тиграновне. Она уезжала в Ереван, хотелось с ней проститься. Левон Галине немного завидовал. Москва казалась ему сейчас настолько чужой, что он бы и сам уехал, если бы мог. Зотова отпустила его под подписку о невыезде. Предстояло еще ответить по закону за пересечение границы по чужим документам. Чем закончится суд, Левон не представлял, но не очень сильно беспокоился. Елена Петровна пообещала сделать все возможное, чтобы смягчить наказание. Зотовой он доверял и был ей благодарен. По сути, именно она отказалась поверить в его липовые показания, что он сознательно убил Марину, и отправила его в Институт Сербского, где доктора сняли грех с его души и посоветовали отличного специалиста, который занимается случаями сомнамбулизма. Левон с первой же минуты с врачом вошел в контакт и верил, что теперь с его помощью он от своей проблемы избавится навсегда или научится с ней сосуществовать более гармонично.
Галина выглядела усталой, замотанной и нервной, но его приходу обрадовалась, налила чаю, сделала бутерброды, усадила в старенькое кресло.
– Как ты? – мягко улыбнулась она.
– Нормально, хотя мне кажется, что я – уже не я, – Левон усмехнулся. – Мне теперь жизнь в другом совсем свете видится. Я столько всего передумал за эти несколько дней, мне теперь каждый день, как праздник. Тамару только жалко.
– Добрый ты парень, Левон. Она тебя подставила, убила твою любимую женщину, а ты ее жалеешь. Себя лучше пожалей, сколько натерпелся из-за нее.
– Галина Тиграновна, она уверяет, что не была ни разу в той злосчастной квартире! Здоровьем мамы клянется, что не убивала. А я знаю, что ближе мамы у нее никого на свете нет. И потом, я очень перед Тамарой виноват.
– Глупости какие. Ты полюбил другую женщину. Это – жизнь. Жизнь так устроена, что любовь не всегда бывает взаимной, и другому приходится отходить в сторону.
– Да не любил я Марину! Думал, что люблю, а потом, в горах, понял, что это была не любовь, а похоть. Я в горах о Тамаре только и думал. А вон как все вышло! Простите. Загрузил я вас. Когда у вас самолет?
– Через час такси приедет. Но ты не торопись, пей чай спокойно. А хочешь, оставайся пока здесь. У меня квартира еще на две недели вперед проплачена. Хозяйку предупрежу.
– Спасибо, лучше я в общежитии. Там привычнее. Ребята меня так встретили! Как героя, даже неудобно. Вся общага обсуждает мой роман с Мариной Гольц. Дикие люди. Вы сделали то, что я просил? – спросил Левон. – Перевели деньги на счет больницы, где мама Томы лежит?
– Нет, – Галина резко обернулась.
– Что же вы не перевели? Я же просил, – Левон отхлебнул из чашки и с наслаждением откусил бутерброд с ветчиной. – Ну ладно, тогда я сам. Еще надо для Томы адвоката найти хорошего.
– Левон, денег на счете нет, – смущенно сказала Галина Тиграновна.
Минасян уронил бутерброд на пол, поднял его и потрясенно посмотрел на Звонарец.
