Родители Галю любили, считали ее очень перспективной и выделяли из всех молодых преподавателей Ереванского университета. Когда Галина решила уехать в Россию, помогли ей устроиться в Москву, в МГУ. Галина не забыла их доброты, после трагедии позвала Левона к себе, устроила его в общаге, подкармливала. А потом вдруг решила завязать с преподаванием и ушла, сняла комнату на окраине города, устроилась на работу в частную клинику, обычным администратором. Левон это как предательство воспринял. Родители так в нее верили, а она наплевала на все и продалась! Так он думал. Дурак был, максималист. Высказал ей все в лицо и из-за своей глупости остался совсем один. Спустя некоторое время понял, что был не прав, но побеспокоить Галину не решался. Потом и вовсе о ней забыл, на работу устроился, и жизнь побежала в другом ритме. Тамара чем-то ему напоминала Галину Тиграновну, не внешне и даже не по характеру: тепло от нее шло, откуда-то изнутри. Господи, почему раньше он ничего этого не видел и не понимал, когда Тома была рядом! Почему не слушал, когда она кричала ему, чтобы он выкинул актрису из головы? Если бы можно было повернуть время вспять… О Галине он вспомнил, когда метался по квартире и объявление в газете увидел. Позвонил ей из автомата, чтобы, не дай бог, чем-нибудь не навредить. Хотел просто попросить об одолжении, чтобы адвоката нашла хорошего, деньги-то у него есть, скопил приличную сумму. Галина выслушала и потребовала, чтобы он немедленно приехал. Объяснила, что надо делать. Наверное, она хотела как лучше – искренне помочь, а получилось… Ладно, будь, что будет. Галине он оставил номер своего счета, дал пароль доступа через Интернет, чтобы она могла управлять деньгами. Объяснил, как распорядиться накоплениями: на адвоката деньги выделить, остальное Томе передать, на лечение мамы. Теперь ему деньги без надобности, скоро он будет обеспечен бесплатным жильем и питанием. Сколько ему дадут? Лет десять-пятнадцать? Главное, чтобы нашелся такой адвокат, который не позволит запихнуть его в психушку. В психушку он не ляжет ни при каких обстоятельствах. Лучше покончит с собой, но не ляжет. Он не псих. Не псих!
Лицо Марины, изуродованное смертью, отчетливо встало перед глазами, ладони ощутили холод ее кожи, и по спине разлился азот. В то утро он понял, что Марины больше нет, когда коснулся ее плеча. Вот только осознать весь этот ужас удалось не сразу. Левон и сейчас не мог поверить, что он убил. Как он мог?! Это невозможно! Невозможно… Левон снова крепко зажмурился и потряс головой, чтобы отогнать воспоминания. Варламову он солгал, что не мог уснуть из-за того, что был привязан к кровати. Ерунда! В экспедициях приходилось еще и не в таких условиях спать. Он умеет приспосабливаться к любым условиям. Душа у него болела, морда тоже, но это, конечно, ерунда. Режиссер прав. Надо искупать свою вину. Надо доиграть эту роль до конца. Нельзя подвести Ксюшу Копылову – любимую женщину доктора Шахова, паразита такого! Садиста! А ведь Галина Тиграновна заранее знала, как поступит с ним Шахов. Предполагала, что он не будет оперировать, а предложит сделку и вовлечет в аферу, неожиданно подумал Левон. Выходит, она хотела доктору помочь? Вот только совершенно непонятно, какой ей от этого прок, ведь она провернула все так, что Шахов об этом даже не подозревает.
В дверь тихо постучали.
Левон посмотрел на часы. Вчера он заказал завтрак в номер, как раз было самое время его принести. Есть, правда, не хотелось, но кататься на голодный желудок вредно.
– Войдите, – сказал он по-немецки, чтобы горничная воспользовалась своим ключом, спешно накинул халатик и взбил волосы.
В дверь постучались еще раз, более настойчиво. Пришлось вставать, красить губы и тащиться открывать. На пороге стоял Панкратов.
– Не спишь, красавица? – спросил он, дыхнув на Левона перегаром. – Я мимо шел, решил тебя на завтрак пригласить. Составь мне компанию, золотце.
– Вон пошел, – сказал Лева, пытаясь придать своему голосу кокетливо-угрожающие нотки.
– Как ты груба, киса, – хмыкнул Панкратов. – Неужели я тебе ну нисколечко не нравлюсь?
Левон попытался закрыть дверь, но Филипп подставил свою ногу, а потом с силой ее распахнул. Минасян от неожиданности отступил в сторону, зацепился каблуком за ковер и чуть не свалился на пол. Было бы красиво, если бы он сальто сделал и продемонстрировал Панкратову семейные трусы под халатом и ночной рубашкой! Сволочь Варламов требовал, чтобы он даже спал в лифчике и шелках, на тот случай, если вдруг нежданно– негаданно в номер войдет обслуга. Но в женских трусах ходить режиссер его не заставит даже под страхом смертной казни!
Панкратов прошел в номер и закрыл за собой дверь.
– Вы что себе позволяете? – спросил Лева басом. Панкратов с удивлением на него вытаращился. Минасян покашлял и показал рукой на горло. – Простыла я в Цюрихе, – пискнул он, усиленно пытаясь придумать, как вышвырнуть журналиста из номера. Был бы он мужчиной, просто съездил бы Панкратову по челюсти, и проблема решилась бы легко, но он – бизнес-леди и вести себя должен, как женщина. По словам Варламова, Ксения хоть и личность харизматичная и строит мужиков, но вряд ли набрасывается на них с кулаками.
– Бедняжка, – посочувствовал Филя. – Глинтвейнчику тебе принести? – спросил он, придирчиво оглядывая номер.
– С утра не потребляю, – мурлыкнул Минасян, радуясь, что свет в номере приглушенный, а за окнами еще не до конца рассвело, и вдруг вздрогнул, заметив на постели журнал «Плейбой», который он за каким-то хреном прихватил из Москвы, когда чемодан паковал. Лева просвистел мимо журналиста в спальню, уселся на журнал сверху и мило улыбнулся Панкратову. Глаза Филиппка загорелись странным светом – улыбка с лица Левы медленно сползла, он хотел вскочить, но было поздно – Панкратов, плотоядно улыбаясь, направился к кровати.
– Вот умница! Хорошая девочка. Солнышко! Рыбка моя! Ты мне сразу понравилась. Как увидел тебя, понял, вот она – женщина моей мечты!
– Стоять! – взвизгнул Лева. Филя замер. – Ты меня неправильно понял, – попытался образумить мужика Лева, нахмурив выщипанные бровки. – Убирайся вон! – на высокой ноте выдал он.
– Зачем ломаешься, киса? Перестань. Мы же взрослые люди. Приехала на курорт одна, без мужика. Думаешь, я не понимаю, для чего? Только не рассказывай мне сказки, что ты на лыжах приехала кататься.
– Последний раз прошу по-хорошему: покинь мой номер. Иначе… Иначе растерзаю! – умоляюще попросил Левон и прижал ладони к груди. Кажется, именно так делают женщины, когда хотят чего-то добиться от мужчин. Еще женщины плачут. Лева натужился, попытаюсь выдавить из себя слезу, но слеза никак не выжималась.
– Ах ты, проказница, – почему-то сказал Панкратов и ломанулся к кровати. Журналист оказался рядом раньше, чем Левушка успел придумать новую импровизацию, поэтому он просто резко вскинул ногу… Филипп рухнул на пол и выпучил глаза.
– Я приехала кататься на лыжах и отдыхать. Мужчины меня не интересуют! Еще раз позволишь себе подобное – яйца оторву и выкину в окно. А теперь проваливай отсюда, и чтобы я тебя больше не видела, – выдал Лева и поморщился: удар в пах Панкратову словно эхом отозвался в его собственных штанах.
