– Тамара… Новый год я спросил, потому что вы мне понравились, – решил взять быка за рога Трофимов. – Я маме пообещал, что приду со своей девушкой, а у меня ее нет. Может, вы станете моей девушкой? Хотя бы на одну новогоднюю ночь. К тому же вы живете недалеко, от вашего дома пешком до них минут пятнадцать.
Лисицына хлопнула рыжими ресницами и придвинула ему сахарницу. Веня насыпал в чашку четыре ложки сахарного песка и принялся с увлечением его размешивать, разбрызгивая чай по клеенчатой скатерти в ромашках и васильках.
– Это все как-то неожиданно, – криво улыбнулась Тамара, продефилировала к раковине, снова по дороге потеряв тапку, вернулась с губкой для посуды и уселась на табуретку, положив губку на колени.
– А вы подумайте, я же не тороплю, – Веня вытащил визитку, написал на обратной стороне адрес родителей и сунул ее в сахарницу. Лисицына посмотрела на нее, как на стоматологический аппарат, потом таким же взглядом уставилась на Трофимова. – Позвоните, если вдруг решитесь, я буду очень ждать, – улыбнулся Веня и направился в прихожую.
– Не приду я, – догнала его Тамара. – Я не собираюсь быть девушкой на одну ночь, пусть даже новогоднюю!
– Понимаю, – кивнул Трофимов. – Извините, это было глупо с моей стороны.
Веня вылетел на улицу и рухнул спиной в сугроб, снег под ним скрипнул, как крахмал.
– Свихнулся, – решил Веня, глядя на танцующие в желтом свете фонаря хлопья снега. Уже на свидетельниц кидается! Какое счастье, что девушка в итоге отказалась! Хотя… маме Тамара Лисицына наверняка понравилась бы. Как раз в ее вкусе. Домашняя, удобная, любит готовить и хочет детей. Проблема в том, что он детей не хочет. Или хочет? Веня задумался: прежде он на эту щекотливую тему не размышлял.
В кармане завибрировал сотовый, прервав его внутренний диалог с самим собой. Наверняка мамуля беспокоится, решил он и поднес трубку к уху, не глядя на экран.
– Здравствуйте, это Инна Терехова, – послышался из мембраны медовый голос.
Веня сел, снег под ним снова скрипнул.
– Добрый вечер, – неуверенно сказал он.
– Я позвонила потому, что…
– О Минасяне что-то узнали?
– К сожалению, нет, – резко сказала Инна и вновь смягчилась: – Я просто… хотела извиниться. Я вела себя очень глупо.
– Это я глупо себя вел, – хохотнул Трофимов. – Вам извиняться не за что. К тому же я вам солгал, что вы не в моем вкусе. Вы очень красивая девушка!
– Спасибо, – Инна рассмеялась. – Не беспокойтесь, я на вас не сержусь. Вы вели себя в соответствии с должностными инструкциями. Может быть, мы как-нибудь…
– Что – может быть? – вдавил в ухо сотовый Веня.
– Нет, нет, ничего, извините, – торопливо сказала Инна и отключилась. Трофимов некоторое время тупо смотрел на телефон, периодически стирая шапкой снежинки с экрана, потом не удержался и набрал номер Тереховой.
– Это вы? – спросила она.
– Я, – тупо сказал Трофимов и замолчал. Инна тоже молчала, в трубке слышалось лишь ее легкое дыхание и шум от проезжающих машин. – Вы на улице? – спросил наконец-то Трофимов первое, что пришло в голову.
– В машине, домой еду.
– За рулем? – ненавязчиво поинтересовался Трофимов.
– В такси, я только собираюсь купить машину.
«Я тоже», – хотел сказать Трофимов, но промолчал и уставился на свои ботинки. Ну за каким хреном он их напялил именно сегодня!
– Инна, мне надо с вами поговорить. По делу, – уточнил он торопливо.
– Сейчас? – спросила Инна.
– А можно?
– Если нужно, то, конечно, можно. Только я не в состоянии сейчас куда-либо отправляться. Вас не затруднит подъехать ко мне домой?
Трофимов вскочил на ноги.
– Не затруднит! – отрапорторовал он. – Диктуйте адрес.
К метро Веня несся, как сайгак, только у дверей в подземку вспомнил, что обещал зайти сегодня к родителям на ужин. Стало стыдно, но не так, чтобы очень. Что поделаешь, раз служба у него такая и ему просто необходимо выяснить, не прячется ли в спальне девушки с аквамариновыми глазами Инны Тереховой беглый преступник Минасян?
ГЛАВА 10. ЛЕЖАЧЕГО ПО НОСУ НЕ БЬЮТ
– Шахов, а я ведь вас предупреждал! – Варламов отвесил Левону пендель, немного подумал и отвесил еще один.
– По лицу смотрите не бейте! Хрящевые кости носа сложно восстановить. К тому же голова у него – больное место, как выяснилось, – пихнув Левону под ребра ногой, посоветовал Сергей Владимирович и закручинился: – Жуткое дело! Прямо чувствую в душе какой-то дискомфорт, словно не мужика бью, а бабу. Это вы ему платьице прикупили? Моветон, я вам скажу. Сю такое никогда не наденет.
– Яркое и экстравагантное отвлекает от внешности, – обосновал свой выбор Иван Аркадьевич. – Чтобы дискомфорта не было, вообразите, что он – гей и имеет на вас весьма недвусмысленные виды, – посоветовал режиссер, сунув Левушке по печени.
– Ах ты, сволочь! – представил себе сию картину Сергей Владимирович и отвесил Минасяну смачный пендель.
Леван лежал в позе креветки на ковре в гостиной, в красном платье от модного японского дизайнера, и терпеливо сносил побои. Одна туфля на шпильке валялась у камина, другая – у окна, и, чтобы как-то себя занять, Минасян смотрел то на одну, то на другую. Волтузили его по полу уже давно. Начал Варламов, явившийся с ворохом бабских шмоток и прочего дерьма. Прибыл домой режиссер, правда, в добродушном настроении, велел примерить пару туалетов, а сам в ожидании показа включил телик. Лучше бы не включал! Когда Левон вернулся в гостиную, Варламов как раз смотрел хронику происшествий, где сообщалось об убийстве Марины Гольц и крупным планом показывали портрет Минасяна. Если бы не узкое платье и туфли на кошмарных каблуках, Левон, возможно, и не упал бы на пол, когда Варламов на него налетел, как злобный коршун. Он даже попробовал подняться, но явился Шахов и, с порога издав боевой клич каманчей, тоже бросился на него, аки тигр, и на корню пресек его робкие попытки обрести твердую почву под ногами. Единственное, что радовало, – Варламов был в тапках, а Шахов носил мягкую обувь.
– Ладно, хватит с него пока, – остановил самосуд Иван Аркадьевич. Шахов согласился, и мужчины, оставив избитое тело Минасяна на полу, уселись на диван.
– Почему ты ее убил, Лева? – спросил Шахов, похрустывая суставами пальцев, словно разминая их для новых тумаков.
– Не знаю, – тихо сказал Минасян.
– Что значит – не знаю?! Рассказывай, сволочь! – потребовал Варламов. – Все честно рассказывай. Иначе мы тебя уроем, а тело закопаем в саду под елкой. Вон под той, – Иван Аркадьевич ткнул пальцем в окно для убедительности. – К весне станешь органическим удобрением.
Шахов покосился на Ивана Аркадьевича, прикидывая, блефует режиссер или нет. Лицо Варламова было непроницаемо, но взгляд ничего хорошего не обещал. Сергею Владимировичу стало не по себе. Он, конечно, не прочь был бы Левушку замочить: под монастырь его подвел, скотина, но елка у него одна, и планы на нее у Шахова имелись несколько другие: нарядить пушистую красавицу в новогодний наряд, а не трупы под ней зарывать. К тому же мерзлую землю копать совсем не просто. В общем, Сергею Владимировичу очень хотелось, чтобы Лева все честно рассказал.
