Юг Отчизны был не похож на Север. Огромные семьи жили там в огромных домах на сваях. Там и боролись по-другому. Но нынче на Голубой Змее некому бороться… Во всяком случае, по правилам…
Гонял фельдфебель меня немилосердно, так что очередная грибалка показалась мне желанной передышкой, и даже нырял я на этот раз с каким-то блаженным чувством. Завтра утром Рыба повезёт грибы на станцию. Значит, завтра вечером у меня Акт Чести…
Паук сжалился надо мной и даже сделал массаж. Устал я так, что свежий гриб в рот не лез, но фельдфебель велел мне заправиться поосновательней…
Я так и уснул за столом, однако проснулся в своей постели. Не иначе Князь меня перетащил — во искупление. Всё равно не буду с ним разговаривать, пока вся эта история не кончится.
И снова мне приснился чужой сон. Будто живу я и работаю на том самом плоском Саракше в небольшом коттеджном посёлке. Куда ни глянь — степь, которую я только в кино да в ментограмме видел. Все друг друга знают, все заняты общим делом — правда, я не понял, каким именно. Что-то немилосердно научное. И вдруг я понимаю, что случилась какая-то беда. Во сне непременно есть беда — то ты убил кого-нибудь, то от полиции скрываешься, а тут ещё хуже. Со всех сторон на наш посёлок идёт чёрная стена, и это смерть. Спрятаться некуда. Но никто не бегает, не психует, водку не жрёт и счетов не сводит, как было бы на самом деле. Достойный народ подобрался. Ну и я никого своими проблемами не гружу. Хотя ничего не понимаю.
И вдруг вижу знакомое лицо. Нет, не из здешних. Это тот самый высокий длиннолицый старик из ментограммы нашего охотника. Он лежит на траве и беседует с каким-то типом в странном белом шлеме. И я понимаю, что только он может мне помочь или хотя бы растолковать, что тут происходит. Подхожу и о чём-то спрашиваю — знать бы о чём. А он мне отвечает примерно так: если не знаешь, какое решение принять, прими самое доброе… Вот спасибо!
Надо ли говорить, что проснулся я поздно и в самом паршивом настроении. Ни разу не боевом.
Я уныло шлялся по санаторию — весь в себе, не обращая внимания ни на что и ни на кого. Я не обратил внимания на то, что Рыба уже уехала на станцию. Я не обратил внимания на то, что завтрак нынче приготовил самолично Князь (догадался, мерзавец, что яйца для салата надо очищать от скорлупы!). Я вообще был нигде.
Вывело меня из этого чёрного джакча только возвращение Рыбы.
На Нолу Мирош лица не было. Уж явно не заходила она ни в парикмахерскую, ни в косметичку. Даже, кажется, постарела наша Рыба и стала походить на свою бабку-ведьму…
Как-то меня это тряхнуло. Князя, видимо, тоже, хотя разговаривать с ним я пока что не буду…
Нолу достала из сумочки купюры, свёрнутые цилиндриками.
— Всё, мальчики, — сказала она. — Похоже, накрывается наше озёрно-грибное предприятие…
— Что такое?
Рыба откинулась на спинку плетёной скамьи и закрыла глаза.
— Во-первых, — сказала она, — проводник нынче был другой. Мордастая такая сволочь с наколкой на бычьей шее. «Где Гэри?», — спрашиваю. А он ржёт: «Заболел, простудился!» Сперва он вообще платить не хотел. Тогда я сказала, что вот сейчас всё раздам станционным ребятам безвозмездно. Ага, проняло: грибы им всё-таки нужны. В чём дело, спрашиваю. А в том, отвечает, что в столице грибами заинтересовались серьёзные люди. Очень серьёзные, понимаешь? И подмигивает.
— А ты что?
— А я тогда говорю — если добываем товар мы, то и цену назначаем тоже мы. А он отвечает — не при Семи Королях живём, а в централизованном государстве! Есть в столице такой народный антимонопольный комитет — слышала?
— Бандюганы то есть, — сказал Князь.
— Ну да. Сообразила. Тогда пусть, говорю, твои серьёзные люди сами сюда приезжают и сами ныряют во все здешние лужи подряд, пока не наткнутся на грибы. И то если им кто-то выпишет пропуск в закрытую зону. Нет, говорит этот поганец, вы и будете по-прежнему нырять — и сдавать по нашей цене. Интересно, говорю, кто это нас заставит? А вот посмотришь, говорит. Руки у нас длинные, а методы эффективные. Скоро, мол, убедишься…
— Чушь, — сказал я. — Никогда в Верхнем Бештоуне бандиты не командовали, у нас хозяева хуже всяких бандитов. В Нижнем — другое дело, да ведь нет его больше…
— Я тоже так думаю. Ну как они нас заставят? На всякий случай просидела в машине до отхода состава — вдруг какие-то новые люди объявятся. Никого. Но всё равно мне эта история не понравилась… Придётся всё-таки через военных товар реализовывать, процент им отстёгивать… Массаракш! Стоит только бедной девушке вынырнуть из джакча, как какая-нибудь сволочь…
Сколько наша Нолу ни держалась, только случилась и с ней истерика. Смерти тогда, на плоту, не побоялась, а тут расклеил нам девушку приблатнённый столичный гадёныш!
Мы наперебой принялись утешать Рыбу, гладить по голове и обнимать. Хотя с Князем я всё ещё не разговариваю.
— Стоп, — говорю. — Что-то тут не вытанцовывается. Ты, Нолу, права — режим закрытой зоны никто не отменял. У Гэри Очану, как и у всей поездной команды, допуск первого уровня, всё равно что на военный завод. Родня до пятого колена и всё прочее… Если бандиты своему человеку такой купили…
— …то ничего не поделаешь, — сказал Князь. — Значит, кто-то очень влиятельный в этом заинтересован. Покруче бандитов. Дикие деньги наши грибки в столице приносят…
Как бы мне ему возразить, чтобы всё-таки не разговаривать?
— Нолу, — говорю. — Если бы именно так было, то и прикатила бы сюда целая команда с подводным снаряжением и упаковочным оборудованием. Это просто авантюра какая-то. Надо штаб-майору сообщить. Всё равно он ничем не рискует — дальше Горного края не пошлют… А допуски — как раз его забота…
— Настоящим верноподданейше сообщаю вашей бдительности… — ядовитейшим образом сказал Князь.
— Нет, Нолу, — говорю. — Это не донос. В Горном краю спокон веку любой пацан, увидевший чужака, со всех ног в Стражу бежал. И никто это не считал позором, кроме отдельных аристократических выродков…
— Вроде Верблибена, — добавил Князь.
— Твоего джаканного Верблибена, — говорю, — всего лишь на гауптвахту запятили, когда он сына горского вождя отпустил. А при Старом Еноте посадили бы предателя на кол со всеми его джаканными сонетами и триолетами! Декламируй на здоровье!
Массаракш! Всё-таки я с ним разговариваю! Вынудил, изверг!
Но как вовремя я про господина Рашку вспомнил!
— Ребята, — говорю. — Мы уже давно нашему дозеру должны накатать три заявы на капрала Паликара. Совсем это у меня из башки вылетело. Только чтобы написано было по-разному, а не под копирку! Самое время заняться! Не расходиться!
Сбегал в библиотеку, принёс бумагу и три пожелтевших конверта с эмблемой санатория.
Нут, тут уж наш поэт постарался, чтобы не под копирку.
В моей жалобе капрал «струдом нашол и памачился», у Князя — «осквернил священный берег древнего озера», а целомудренная Рыба вовсе этого факта не заметила… Разнообразие, джакч!
