— М-да, вчера она этого сказать не могла.
— Что? — В бледно-голубых глазах мелькнула настороженность.
— Ничего, — отмахнулся я, — где Йорд?
Объяснять и спрашивать: почему Хильда не сказала мне вчера ни слова про ритуал, Искры, пепелище, и почему надо было обязательно приходить во сне — не хотелось. Вряд ли у фоссегрима есть ответы. Да, и не скажет он ничего.
— Йорд пошёл к Хакону за травами. — Заметив мой удивлённый взгляд, он тут же пояснил. — Для тебя, сказал — магия забирает много сил.
— Слушай, у тебя есть хоть какое-то уважение к старшим? — зажмурившись, я сжал пальцами виски, пытаясь прогнать нахлынувшую головную боль.
Арве потупился, но распахнувший ногой дверь рисе не дал продолжить воспитание фоссегрима.
— Ух, пока договорился, так думал утбурда дам! — Он поставил на стол горшочек, из которого вился тонкий дымок. — И вроде деревенский, а зубы заговаривает — ой-ой-ой!
Я встал, подозрительно посмотрел на принесённое слугой и, приблизившись к столу, принюхался — мята, липа и что-то ещё, так и не определишь.
— Что это? Милосердный староста часом не отравы налил?
Ноги держали отвратно, пришлось опереться рукой о стол.
— Берите и пейте, потом поговорим, — заявил Йорд, — тут я ещё еды принёс, сегодня будет денёк ещё тот. Да и ночка не лучше.
— Замечательно, — мрачно отметил я, — все всё знают кроме меня.
Взяв горшочек, ещё раз принюхался, но решив, что хуже не будет, сделал глоток. Горло обожгло, во рту появилась сильная горечь. Я закашлялся.
— Что это за…
— Пейте, пейте, — невозмутимо велел Йорд, при этом в его голосе было что-то заставившее меня подчиниться.
Опрокинув почти залпом эту гадость, через несколько мгновений я понял, что он прав: боль отступила, да и слабость казалось терпимой. Надо будет спросить рецепт, не лишнее.
— Оларс, — тихо позвал меня Арве, — а теперь я должен рассказать, что велела сделать Хильда сегодня ночью…
* * *
А ночь выдалась холодной. Будто не осень, а сама Госпожа Зима пожаловала сюда, решив стряхнуть с деревьев золотое убранство и сменить его на снежные шапки. Звёзды горели ярко, но свет словно растворялся в черноте ночи, не желая освещать землю.
В лес далеко заходить было глупо, заблудиться в такой тьме можно на раз. Поэтому выбрав место неподалёку от реки, я принялся разводить костёр. Арве и Йорд ждали у Холодных камней. Фоссегрим должен мне помочь, рисе будет смотреть по сторонам и охранять мальчишку. Но здесь… здесь я в полном одиночестве. Разговор с богами, пусть даже с малыми — серьёзно, ошибок допускать нельзя.
Огонь весело затрещал, оранжевые языки принялись лизать дерево и угли с пепелища дома Совнов. Поднеся к пламени сжатую в кулак ладонь, на мгновение замер:
— Вечные хранители тепла, согревающие от мороза, защищающие от напастей, очищающие от зла. Услышьте мой голос, внемлите просьбе, отзовитесь из тишины.
Раскрыл ладонь, и вниз тёмной дорожкой скользнули сушёные бессмертник и амр — растения, служившие подношением всем богам. Огонь взметнулся выше, в воздухе тут же появился свежий аромат, со всех сторон послышались шёпот и бормотание, будто духи спорили, не могли понять, зачем их вызывают. Голосов становилось всё больше и больше, но на человеческие совсем не похожи — треск веток в огне да шум пламени на ветру.
— Скрывшиеся, но не ушедшие, взываю к вашей помощи, заклинаю всеми именами праотца Бранна и Изначальной Искры, дайте свои силы.
Голоса стали ещё громче, огонь разгорался сильнее и ярче, ещё чуть-чуть — и я сам окажусь в объятиях пламени. Сноп ослепительных искр вырвался вверх и рассыпаясь вокруг. В то же мгновение я увидел неясные очертания фигур.
— Кто ты? — сквозь треск слова были еле слышны. — Зачем призываешь нас?
Пламя приблизилось, дохнуло в лицо жаром, но я не двинулся с места.
— Я — Оларс Глёмт, последний из рода Посредников, уничтоженного Хозяином Штормов. Призванный Хильдой, дочерью Асмунда, — нёкк, что живёт в водах Скьяльвинд.
— Хильда, — задумчиво прошипели справа, — Хильда… хорош-ш-шая девочка… Жалко…
— Из-за чар Хозяина Штормов она забирает жизни людей, её братья обращены в Холодные камни. Пока они стоят, она не может освободиться.
— Знаем, знаем, знаем, — раздалось отовсюду, — нёкк плачет каждую ночь, но только мы и слыш-ш-шим…
— Помогите, малые хранители, обрести покой пленённым душам, — тихо произнёс я, чувствуя, как по позвоночнику пробежали мурашки — хоть и толком ничего не видно, но всё равно страшно. Нечасто приходилось говорить с богами, даже с малыми.
Огонь полыхал слишком близко, пришлось зажмуриться, но ни шагу назад.
— Помоги, Пос-с-средник, нам, — накатился шёпот-треск со всех сторон. — Поможем и тебе.
Я сглотнул. Искры могли попросить что угодно, но вряд ли я смогу отказать.
— Что мне делать?
— Верни наш-ш-ши земли, — выдохнуло пламя, — те, что отобрали Повелители Холода. Земли исконные, где теперь вечная зима…
Жар стал невыносим, я стиснул зубы, а отказывать нельзя.
— Где они?
— Огонь в сердце приведёт, дай клятву, — пламя дрогнуло, метнулось назад.
Я шумно выдохнул, открывая глаза и радуясь морозному воздуху, светлые небожители, как это прекрасно. Может, глупо, но уже поздно останавливаться.
— Клянусь Искрам, малым богам огня, что верну их исконные земли за оказанную помощь. Слово Посредника.
Со всех сторон посыпались трещащие смешки:
— Хитр-р-рец…
— Умный Пос-с-средник, не пропадёш-ш-шь… Так тому и быть! С-с-с-лово своё тоже держим!
Пламя вновь кинулось ко мне и охватило со всех сторон. Слабо вскрикнув, я закрыл руками лицо, однако жар забивал дыхание, проникая в лёгкие, заставлял тело гореть огнем. Мгновение, два, три… Как же больно… Глухой треск — и всё закончилось так же резко, как и началось.
Костёр погас, рядом больше никого не было. Я огляделся, посмотрел на свои руки — ни следа ожогов, даже не покраснели. Будто пламя и не касалось вовсе.
Слева раздался женский крик: как раз со стороны реки. Бросив всё, я бегом кинулся к Скьяльвинд. Ну, малые боги, если надумали обмануть…
Оказавшись на берегу реки, я замер как вкопанный. Холодные камни охватывало беснующееся пламя — слепящее, яростное — будто там были не Совны, а Повелители Холода — заклятые враги Искр. Откуда-то звучала мелодия флейты: зачаровывающая, нежная, совсем не подходящая к увиденному. Я узнал старинную балладу, которую порой напевала моя мать. О холодных камнях, что зовут тихими голосами юношей и девушек к ледяной реке и затем утягивают их на дно. А как только утянут — не отыщут пропавших ни друзья, ни родные. И только иногда, глядя в неподвижные воды, можно увидеть погибших и почувствовать прикосновения их холодных рук.
