– Простите, ваша честь, я увлекся. Прошу вызвать для дачи показаний Самарину Анну Владимировну повторно – это имеет важное значение для моего подзащитного.
Судья, поколебавшись, дала согласие. Арестов бесил ее все больше и больше, но теперь она понимала, ради чего все это было задумано. У нее и самой уже были сомнения по этому поводу: изначальные показания Анны были неубедительны и немного расплывчивы. Что-то было не так, и если сейчас адвокату удастся это выявить, можно будет считать, что Арестов выиграл полдела. Судья внимательно посмотрела на девушку. Анна во время судебного заседания сидела в зале и наблюдала за происходящим. Судебная практика допускает подобное: свидетель после дачи показаний остается в зале, так как возможность повторного допроса не исключается.
– Из ваших показаний мы поняли, что сам момент задержания подсудимого Громова вы не видели. Так ли это? – осторожно спросил Аркадий, заглядывая девушке в глаза.
– Нет, – прошептала Анна. – То есть я хотела сказать – да. Самого момента задержания я не видела, я только слышала шум борьбы.
– И вы сделали вывод, что подсудимый оказал сильное сопротивление сотрудникам милиции при задержании?
– Да, абсолютно верно, – подтвердила Анна. – Но я была в таком состоянии… Вы понимаете, мне было плохо… Очень плохо. Я ведь нашла ее, мою сестру, и она… – Анна задрожала, слезы потекли у нее из глаз, но она не старалась их смахнуть с лица, они текли по ее щекам и падали на легкий шифоновый шарфик, которым она повязала свою нежную шейку.
– Простите, Анна, что мне приходится мучить вас. Я понимаю, как вам тяжело вспоминать о той ужасной ночи. У меня к вам последний вопрос. – Он постарался вложить в свой голос как можно больше сочувствия. Аркадию не нужно было притворяться, ему было действительно жаль ее.
– Со мной все в порядке, – сказала Анна. – Спрашивайте, я готова.
– Что делал подсудимый, когда вы нашли вашу сестру? Из ваших показаний в деле следует, что Громов сидел рядом с трупом вашей сестры, когда вы незаметно выглянули из кустов. Так ли это?
– Нет! – неожиданно закричала Анна. – Он не сидел, он лежал на траве и спал! Понимаете, я была так расстроена… Я думала, что это ничего не изменит, что так ему и надо, убийце, но теперь мне стыдно… Он лежал на траве, глаза его были закрыты, и я подумала сначала, что он тоже мертв, как и моя сестра. Я вскрикнула от ужаса, но он даже не пошевелился. Потом я услышала, что он застонал, и убежала. Я подумала, что пусть так и будет, от этого же ничего не меняется. Какая разница – спал он или нет? Ведь это он убил мою сестру! Его куртка валялась на траве, она была в крови. Он или нет? Я спрашиваю вас: он или нет? Ответьте мне! – Девушка кричала на весь зал, она больше не плакала, но это было даже хуже – истерика без слез.
Судья немедленно прекратила допрос и вызвала доктора, но в любом случае продолжать было незачем. Все, что нужно, было сказано. Прояснился вопрос, почему она сказала неправду. Как просто все оказалось на самом деле: решила отомстить, чтобы наверняка покарали виновного в смерти сестры. Несчастная девочка, как она мучилась все это время, и теперь все ее чувство вины выплеснулось в бурной истерике в зале суда. Анну успокоили, но она не покинула зал, а предпочла остаться до окончания заседания. Арестов вышел на середину, приосанился и обратился к судье – решающий момент наступил:
– Ваша честь, прошу донести до суда, что в моем распоряжении находится бумага, которая в корне меняет все обстоятельства дела. Это первоначальный анализ крови моего подзащитного. Подпись на документе стоит того же самого эксперта, дата тоже, но данный анализ содержит совершенно другие показатели: содержание психотропного препарата фенектила, обнаруженного в крови подсудимого Громова, в данном документе превышает предписанную врачом дозу в несколько раз! Значит, во время задержания мой подзащитный спал и никак не мог оказать сопротивления сотрудникам патрульной службы милиции. И последнее: по словам профессора Звонарева, рецидив заболевания, а именно – немотивированное агрессивное поведение, – возможен только в случае снижения дозы препарата. Из этого следует, что никакого агрессивного всплеска в поведении моего подзащитного быть не могло! Учитывая все вышеизложенное, усматриваю в деле существенное нарушение процессуальных норм, которое помешало всесторонне, полно и объективно расследовать дело и могло повлиять на вынесение судом законного и обоснованного решения. Ходатайствую о возврате дела для проведения дополнительного расследования до полного выяснения обстоятельств и для проведения экспертизы документа, удостоверяющей его подлинность. – Закончив свой победоносный монолог, Арестов подошел к судье и положил бумагу на ее стол, но судья поубавила его радость от очевидной победы.
– Вот что, друг мой, – елейным голосом пропела она, еле сдерживая свой гнев, – тебе что тут, театр драмы и комедии или все же серьезный судебный процесс? Почему до начала заседания ко мне не подошел? Почему официально не зарегистрировал улику? – Аркадий молчал, он знал, что последствия будут именно такими. Сейчас судья влепит ему очередной выговор с занесением в личное дело – и о последующей карьере можно забыть. – Знаю, – продолжила она после непродолжительной паузы, – хотел красивый жест произвести, неожиданно вытащить козырь из рукава, амбиции свои потешить! А теперь слушай, что я тебе скажу, Арестов. Дело я, без сомнения, отправлю на доследование и меры приму соответствующие относительно фальсификации улик, если это, конечно, имело место, но ты не радуйся заранее – я такие театральные жесты на дух не переношу, так что аплодисментов не жди. Если выяснится, что эта бумажка, непонятным образом попавшая к тебе в руки, – подлинная, считай, тебе повезло, а если подделка, ты распрощаешься со своей карьерой. Потому что таких актеров, как ты, учить надо, чтобы деньги налогоплательщиков на свои амбиции не тратили! У меня все. – Она стукнула молотком по столу и сообщила всем, что суд удаляется на совещание.
Глава 4
Муки совести и души
Судья была абсолютно права: он должен был заявить улику до начала слушания, но не сделал этого. Однако она ошиблась, полагая, что Арестов хотел произвести красивый жест. Нет – все было не так! До последнего момента он был не уверен, следует ли вообще это делать. Что он знал о бумаге? Ничего, кроме того, что поведал ему адвокат Петухов. Интуиция подсказывала ему, что документ подлинный, и не только интуиция. Смерть Петухова подтверждала его догадки, но подставляла и самого Аркадия. Естественно, у следствия будет много вопросов относительно того, откуда у него взялась эта бумага. Он, конечно, продумал свою версию: с одной стороны, правдоподобно, с другой – невозможно доказать обратное, но… Эксперта будут трясти. Возможно, выйдут на Петухова, свяжут с убийством, и тогда огромного количества вопросов не избежать. А если он наследил на месте убийства? Он ведь не нашел свой перочинный ножик, когда вернулся к себе в номер! Об этом кошмаре Аркадий предпочитал вообще не думать. И зачем он рыпнулся? После того как Анна Самарина дала показания, он и без этого анализа вполне мог доказать процессуальное нарушение закона. Воспоминания об Анне немного отвлекло его от тягостных мыслей. А ведь это из-за нее он так хорохорился на слушании, перед ней красовался, как павлин в брачный период. В душе его возникло странное ощущение, что Анна приняла решение не сразу, а оттягивала этот момент. Смотрела, оценивала его поведение, напряженно вглядывалась в его лицо, размышляла над его доводами защиты – и ждала. В ее взгляде он уловил напряженный интерес и нерешительность. До последнего момента она откладывала свое признание. Что же подтолкнуло ее к действию? Почему она это сделала? Он не давил на девушку, не подлавливал ее, не пытался применить приемы психологического воздействия, напротив, задал свой вопрос мягко и тактично. И она неожиданно поверила ему, приняла его сторону и захотела помочь. Она дала ему шанс выиграть дело, слабый, но все же шанс. «Спасибо, Анна, – мысленно поблагодарил он ее. – Милая, милая, несчастная девочка, тронувшая мое сердце своим нежным тихим голосом, легкой походкой, тонким запахом чувственности и чистоты, загадочным взглядом прекрасных настороженных глаз, волосами цвета спелой пшеницы… Опять я заболел, опять потерял точку опоры, заблудился, но на этот раз не в прошлом, а в будущем, которое не сулит ничего хорошего. Влюбился в девчонку, дурак, бестолковый идиот! Опять все наперекосяк: спроецировал образ Маши, оставшийся в памяти, на эту девочку. Кажется, в психологии это называется замена одного образа на другой. Профессор Гумберт из романа Набокова «Лолита», несчастный извращенец – вот кто я такой! А что, если придумать неожиданную встречу? – предположил Аркадий. – Как бы случайно встретить ее на улице, завести непринужденный разговор? О чем вот только? «Здравствуйте, Анна». – «Здравствуйте, Аркадий Александрович. Как поживает ваш подзащитный? Не грызут ли его муки совести за убийство моей сестры?.. Ах, нет!.. Ну, тогда до свидания, Аркадий Александрович. Желаю, чтобы мы больше никогда не увиделись». Арестов так живо представил себе этот возможный диалог, что его даже пот прошиб. На душе стало так скверно, что захотелось немедленно покинуть этот провинциальный город, эту ужасную гостиницу, эту аллею в центральном парке, на которой он оказался помимо своей воли, потому что недалеко от этого места жила она, недоступная, недосягаемая девушка, которая так внезапно и незапланированно заняла все его мысли, разум и большую часть его души.
