– Спасибо за информацию.
И Мариша поспешила к выходу.
– Только я вас умоляю, когда что-нибудь прояснится, дайте мне знать. Не забудете?
– Шутите? У вас же мой отец! Хотела бы забыть, да не смогу!
И Мариша выскочила обратно в приемную, которую по понятным причинам постаралась миновать как можно быстрее, а затем в коридор. У нее в больнице было еще множество дел. Надо было передать злополучный полис лечащему врачу, или кто тут у них был ответственен за полисы. И самое главное, надо было повидать папу.
Увы, когда Мариша наконец прорвалась к своему родителю, настроение у нее упало. Папа хотя и лежал вовсе не в коридоре, как представлялось Марише в страшных кошмарах, а наоборот, в отдельной комфортабельной палате и пытался держаться бодро, но выглядел очень бледным. Да еще эти трубочки и проводочки, которыми он был опутан, и пикающий монитор рядом. Он словно бы говорил: смотрите, вот сейчас сердце родного вам человека еще стучит, я фиксирую удар, еще удар, но следующего удара может и не быть!
– Папа, как ты?
– Превосходно.
Папа пытался улыбаться, но даже для этого он был слишком слаб. И если вначале Мариша собиралась расспросить, не знает ли он, кто мог проникнуть ночью в квартиру и вычистить все его тайники, теперь эту идею она оставила. Новости о том, что он не только оказался в больнице, но еще и стал беднее минимум на пять миллионов, которые явно собирался приберечь на крайний случай, папа мог и не пережить.
– Папочка, скажи, а как получилось, что ты угодил сюда?
– Ну как… Обыкновенно. Шел, по телефону разговаривал, внезапно мне стало нехорошо, упал… Как в «Бриллиантовой руке», помнишь? Очнулся, гипс.
И хотя папа пытался с ней шутить, Марише показалось, что он не совсем откровенен. Он ничего не сказал о том, как провел минувшую ночь. Ведь «Скорая» подобрала его только утром.
– Телефон жалко, – внезапно произнес отец.
– А что с ним?
– Разбился. Мне сказали, что починить его уже невозможно.
– Купим тебе новый! – отмахнулась Мариша. – Лучше скажи, с кем это ты так весело провел вчерашний вечер и эту ночь?
– Ни с кем.
Вот это уже откровенное вранье!
– А мне сказали, что ты был с дамой. И дама эта была много моложе тебя. Блондинка.
– Кто тебе это сказал?
Отец кинул на Маришу внимательный и немного испуганный взгляд.
– Кто? Говори!
– Соседка мне сказала. Твоя соседка из квартиры напротив.
– Она что… Следила за мной?
Внезапно папа рассердился. У него даже усы в гневе зашевелились. Мариша нахмурилась. Ей совсем не нравилось, как реагирует отец на ее вопросы. И дело тут даже не в его болезни. Нет, он злится так, словно ему есть что скрывать от своей дочери.
– Папа, я хочу тебе добра. Ты мне веришь?
Глаза папы подобрели.
– Верю, Маришка. Но тебе и правда лучше не знать, что я делал прошлым вечером.
– Почему?
– Потому что тебя это не касается! Я взрослый мужчина, и у меня может быть своя личная жизнь!
Мариша прикусила язык. В принципе, ее папа прав. Это не ее дело, с кем папа проводит вечера или даже ночи. Врачи ей сказали, что отца они подобрали уже сегодня утром, в семь часов двадцать минут. Откуда он возвращался в такой час? Ясно, что ночь он провел у женщины. И про эту женщину разговаривать со своей дочерью он не хочет. Пока не хочет.
– Ладно, папа, я пойду.
– Уже?
– Мне пора. К тому же врач предупредил, что у меня только пять минут. А я и так злоупотребила.
– Погоди! – остановил ее отец. – Скажи мне сначала… Ты была у меня дома?
– Конечно.
– И как там? – поинтересовался папа. – Все в порядке?
– А почему ты спрашиваешь?
– Просто. Так что там? Порядок?
– Полный порядок! – соврала Мариша, твердо решив, что будет придерживаться этой версии до тех пор, пока не вернет деньги отца или хотя бы не найдет людей, виновных в исчезновении пяти папиных миллионов.
Отец о чем-то подумал, а потом спросил снова:
– Ты когда ко мне домой заходила? Сегодня?
– Да.
– И там все в порядке?
– В полном порядке.
Отец задумался, явно не зная, что спросить еще. А потом произнес:
– Но ты еще придешь?
Голос отца звучал жалобно.
– А свою даму сердца ты отчего к себе не позовешь? – ехидно поинтересовалась Мариша.
– Мариша, ты жестока.
– Отнюдь. Просто если ты боишься меня с ней знакомить, вдруг мы тут с ней столкнемся?
– Не столкнетесь.
И отец отвернулся к окну, демонстрируя свое настроение. В больничной казенной рубашке, с проводками, морщинистый и дряхлый, но такой родной и любимый! И раскаяние буквально затопило Маришу с головой.
– Ладно, прости меня, пап, – произнесла она тихонько.
Не поворачивая к ней головы, отец спросил:
– Так ты придешь завтра?
– Да. Завтра приду. Что тебе принести?
– Одежду, – тут же откликнулся отец. – Терпеть не могу эти больничные балахоны. Чувствую себя в них заранее обреченным.
– Что ты, пап! Врачи говорят, что ты обязательно поправишься. Все худшее уже позади.
– Не верю я им. Когда мой собственный отец умирал, они нас тоже до последнего уверяли, что он поправляется. Отец так и умер, будучи уверенным, что идет на поправку.
– Тогда другие времена были. В Советском Союзе людям вообще избегали говорить неприятную правду. Заботились о пациентах, пусть и таким своеобразным способом. А теперь всем и на всех наплевать. Если помираешь, тебе об этом тут же сообщат. Еще и дату назначат, когда на твое место другой должен будет поступить.
Мариша заметила, что отец снова на нее смотрит и даже улыбается.
– Если бы ты знала, как я рад, что ты у меня есть. Ты самое лучшее, что я сумел сделать в этой жизни.
– У тебя ведь есть еще дочь.
– Никого у меня, кроме тебя, нет. И знаешь, я тут подумал: мне хочется гранатов. Только купи такие, чтобы были сладкие и красные, как кровь. И без косточек. Штучек пять возьми.
– Я знаю, какие ты любишь, – улыбнулась Мариша. – Не ошибусь.
– И бульон свари из говядины. С мозговой косточкой.
– Хорошо. Сварю.
– Крепкий, как ты у меня умеешь. С корешками.
– Ладно.
– И еще я бы морковного соку попил, – размечтался папа. – Только попробуй, чтобы морковка не горчила.
