Из того, что Кирилл так спокойно примирился с моим присутствием в квартире, я сделала вывод, что дело это для него привычное, надо думать, у Слона часто ночуют какие-нибудь девицы. А что, парень симпатичный, опять же, хата своя, без родителей…
Стало как-то неприятно. Не то чтобы я стеснялась Кирилла, на него-то мне, в общем, плевать, может, больше никогда и не увидимся, но какой-то червячок точил душу.
Мы съели яичницу, а к чаю Кирилл разрезал буханку хлеба вдоль и положил на огромный кусок едва ли не полбанки варенья.
– От матери привез, – объяснил он, – малиновое… Возьми, говорит, от простуды хорошо…
Варенье и правда было отменное – душистое, ароматное, ягоды так и таяли во рту.
Кирилл обтер пот, выступивший на лице после чая с малиной, и тяжело вздохнул.
– Похмельем маешься? – полюбопытствовала я.
– Да ты что? – Он искренне удивился. – Разве ж от водки похмелье бывает? Дело не в этом… Я все про ребят думаю. Ведь ясно же, что дело нечисто! Узнать бы, во что Леонид Борисыч этот нас втравил, будь он неладен!
– Так он же пропал, – быстро сказала я, но Кирилл не заметил фальши в моем голосе.
– Не уверен я. – Кирилл упрямо наклонил голову. – Может, это он только от меня прячется? И вот что надумал я: нужно к нему на работу сходить!
– А ты знаешь, где он работает? В какой организации?
– Ну, конкретно организацию я тебе, конечно, не назову, знаю, что по морской связи, раз прокладкой кабеля они занимаются. А где эта контора размещается, я случайно выяснил. Послал меня один раз Димка Козырь встретиться с Леонидом, чтобы бумаги у него кое-какие насчет лоханки забрать – доверенность там, еще что-то. Ну, встретились мы возле Медного всадника, я еще подумал, почему Леонид такое место назначил – туристов полно, не протолкнешься. Передал он мне все и пошел. А в меня как бес вселился – дай, думаю, прослежу, куда он направляется! Ну и проследил – такое здание большое, серое, прямо на площади, он туда и зашел. Потому и встречу возле Всадника назначил, чтобы быстренько выскочить в рабочее время. И вот я думаю, – Кирилл искательно поглядел мне в глаза, – если я туда пойду, то ничего хорошего не выйдет. Рост у меня, понимаешь, и комплекция впечатляющие, и вообще, рожа страшная, еще не пустят. Или Леониду сообщат, и он скроется. А вот если ты… Про тебя никто ничего не подумает – мало ли, идет женщина по делу или просто так…
– Доверяешь, значит… – усмехнулась я.
– А как же? – Он простодушно улыбнулся. – Ты ведь Родькина девушка, а он с дурой какой-нибудь или с заразой любовь крутить не станет. Он хороший мужик, Родька-то…
Вот так! Я, оказывается, Родькина девушка. И, стало быть, этому романтическому бугаю почти что родня. И посему обязана ему помогать. Но, с другой стороны, я по уши увязла в этом деле. И совесть призывает меня помочь несчастному Леониду Борисовичу, который томится в темной сырой пещере и надеется на меня, потому что больше ему надеяться не на кого.
Да, но Слон велел мне сидеть дома и носу не высовывать, потому что меня, возможно, ищут! А с чего это я стану его слушаться? С какого перепуга? Он мне никто и приказывать не имеет права!
– Ладно, – решительно сказала я Кириллу, – сейчас приведу себя в порядок и пойду. А ты пока нарисуй на бумажке, где это здание находится. И кстати… фамилия у этого типа есть? А то буду там орать, как в лесу: Леонид Борисыч!..
– Фамилия, само собой, имеется: Варшавский Леонид Борисович, – сказал Кирилл, подавая мне аккуратно разглаженную бумажку. – Вот я все тут написал.
Я слегка накрасилась, гладко заколола волосы и надела коротенькое драповое пальтишко, которое мать в свое время заставила меня купить, когда пыталась пристроить на работу, – дескать, в нем у меня относительно приличный и скромный вид. Во всяком случае, вид был малозаметный, а это неплохо для нынешней ситуации.
Кирюха оказался настолько предусмотрителен, что даже сунул мне немного денег – на всякий случай, сказал он, машину, к примеру, взять или еще что…
…Я подошла к огромному серому зданию на Исаакиевской площади и остановилась перед парадным входом.
Слева от высоченной двери с ярко начищенной медной ручкой имелись две таблички: одна – большая, внушительная, сверкающая черным мрамором и позолотой – с представительным названием «Омега-банк», и вторая, куда менее заметная, старая, замызганная – с труднопроизносимым сокращением «Морсвязьпроект».
Судя по всему, именно этот институт мне и был нужен.
Я толкнула огромную дверь, которая неожиданно легко распахнулась, пропустив меня в просторный светлый холл, оформленный в современном стиле и явно с участием хорошего дизайнера: светлый мозаичный пол, стены в яркой росписи, но самое заметное – свисающий с потолка необыкновенный светильник, напоминавший то ли гроздь сверкающих янтарных ягод, то ли какой-то инопланетный летательный аппарат.
Я так засмотрелась на это чудо современного дизайна, что не сразу заметила приближавшегося ко мне молодого человека в безупречном черном костюме и галстуке такого же удивительного янтарного цвета, как и плафоны светильника. Приблизившись ко мне, этот молодой человек вежливо, но твердо проговорил:
– Извините, вы к кому?
Оторвавшись от созерцания светильника, я повернулась к нему и спросила:
– Это «Морсвязьпроект»?
– Нет, – довольно сухо отозвался молодой человек, заметно утратив свои безукоризненные манеры. – Вам нужно зайти со двора.
Он оттеснил меня к двери и разве что пинками не выгнал из роскошного холла. Я обошла здание, вошла в темную арку и оказалась во дворе, где стояли помойные баки, ржавел доисторический горбатый «запорожец» и куда выходило еще несколько дверей.
Над одной из них была криво приколочена самодельная вывеска с уже знакомой мне надписью: «Морсвязьприбор».
Я толкнула эту дверь и не без труда проникла внутрь.
Здесь не было ни просторного банковского холла, ни дизайнерских изысков. Стены были когда-то давно выкрашены неприхотливой зеленой масляной краской, причем она здорово выцвела, так что ее былой цвет угадывался с трудом. Прямо от двери вела наверх узкая лестница, у основания которой сидела на шаткой табуретке сухонькая старушка в круглых очках и толстой вязаной кофте. В руках она держала спицы с недовязанным носком.
– Дверь закрывай, дочка! – проговорила старушка, зябко поежившись. – Дует же!
– Извините, – пробормотала я, поплотнее захлопывая дверь. – «Морсвязьприбор» – это здесь?
– Теперь здесь, – вздохнула старушка, опустив глаза к вязанью, и принялась вполголоса отсчитывать петли. Потом она взглянула на меня: – Раньше-то с площади вход был, как положено, светло, просторно, и для меня будка стояла, теплая, все честь по чести! А потом ту сторону всю банку продали, а институт тут, со двора приютился… а меня на самый сквозняк посадили, так что все время болею… то кашель, то поясницу прихватит…