Но я о другом. О преступном сговоре с разбойниками, который вы с самого начала войны каким-то образом заключили. Вы предоставляли им защиту, своего рода крышу. Над ними дождь не капал и град не бил. Они же, исправно помогая вам выполнять «продовольственную программу», обирали ближние и дальние села, делая вид, что они партизаны и поборы ведутся для российской армии. Воистину, талантливый человек талантлив во всем.
– Почему вы решили, что столь нелепая выдумка хоть сколь-нибудь близка к истине? – упорно не желал сдаваться пленник.
– Видите ли, Анри, конечно, во французской армии сейчас большие проблемы с офицерами, солдатами и еще бо́льшие с лошадьми. Поэтому если вы будете настаивать, что просто случайно вот эта кучка фуражиров с ларцом, полным золота, на свежих лошадях, с подводами, да еще и с начальником резервных заготовок французской армии во главе приехала в занятую русскими партизанами крепость, просто желая взглянуть на диковины этого лесного края, то я буду вынужден счесть, что у вас жар или же вы держите меня за идиота.
Капитан Фавье промолчал, и лишь его объемистые бакенбарды шевелились, выдавая постоянную работу нижней челюсти. По всей видимости, про себя он сказал в мой адрес много нелестного. Однако же после убедительной демонстрации моих стрелковых умений все же говорить вслух поостерегся.
– Ваша светлость! – в комнату вбежал Кашка. – Там наши парни тайную комнату отыскали, дверка стеной как бы прикрыта, со стороны не отличишь, но стена каменная, а дверка обычная, деревянная. Только покрашена, будто камень. Малышка замочек там нашел и аккуратненько его таво-с. А за дверью той добра видимо-невидимо: и картины всякие стоят, и канделябры, и часы такие, что глаз не отвести.
– А деньги?
– Не, денег там не нашли. Вот у этих господ, – Кашка ткнул пальцем в трупы, – у тех в покоях – да, у каждого под кроватью по сундуку. А здесь картины, часы, украшения всякие.
– Хорошо, я позже сам подойду, гляну, ступай.
Я оглянулся на интенданта.
– Анри, я правильно понимаю суть происходящего?
Бейль явно побледнел, но, казалось, вовсе не от страха, скорее от бессильной досады.
– Повторю вопрос, – жестче произнес я, – я правильно понимаю суть происходящего?
Тот молчал.
– Я рискну предположить, что тут спрятан от лишних глаз ваш тайник? Сохраненные вами для потомства, совершенно «никчемные», брошенные в Москве произведения искусства. Вы ведь истинный ценитель прекрасного, не так ли, Анри? Насколько я помню, именно вам император французов поручил отбирать среди московских трофеев, что истинно ценно, а что можно оставить ворчунам Старой гвардии и прочим любителям ценных «сувениров»?
– Я действительно спас от гибели в огне многие совершенно бесценные вещи.
– Ни минуты с вами не спорю. И даже готов принять во внимание ваше еще не произнесенное утверждение, что искусство не знает границ. Насколько я понимаю, себя при этом вы назначили бессменным хранителем вывезенной коллекции? Полагаю, себя не обделили? Признаться, я был о вас лучшего мнения.
– Почему меня должно интересовать ваше мнение? – буркнул племянник генерала Дарю.
– Потому что я почитаю вас человеком, достойным куда более высокого жребия, нежели грабить и помогать грабителям. Вспомните, когда вы были в гостях у Вольтера. Помните, вы тогда были совсем мальчишкой? Разве этому малопочтенному ремеслу клялись вы посвятить свою жизнь?
– Откуда вы все это знаете? – обескураженно прошептал будущий отец психологического романа.
– Откуда? – Я подошел поближе и поднял руку, демонстрируя кольцо на своем пальце. – Скажите, вам известен этот перстень?
Анри отшатнулся.
– Да, он принадлежал Франсуа Сорелю. Стало быть, малыш Франсуа мертв. Очень жаль, он был милый юноша, великолепный музыкант.
«Проклятье, – подумал я. – Вот же незадача! Второй раз трюк со всезнающим наследником Калиостро не прокатил, не просто сорвался, а с отягчающими обстоятельствами».
– Что ж, я рад, что не ошибся. – Я выдавил нелепую ухмылку, и это было лучшее, до чего в этот миг я смог додуматься. Рассказывать будущему Стендалю о девице Ленорман было бы довольно странно, его мамаша не посещала эту предсказательницу, однако в запасе всегда имелась коронная фраза, рожденная, должно быть, в мозгу какого-то следователя НКВД: «Вопросы тут задаю я!» – Да, мне известно многое, очень многое, значительно большее, чем вы можете себе представить. Я сегодня предлагаю вам не просто жизнь, а сотрудничество, достойное вас положение в парижском обществе, или, быть может, лучше в миланском? Вы ведь так любите Италию.
– Проклятье, вы, быть может, и Мефистофель, но я не собираюсь продавать вам душу.
– Оставьте ее себе, – отмахнулся я. – Она вам еще пригодится.
– Я не буду работать, сражаться, писать против моей родной Франции, – гордо выпрямился Анри Бейль.
– Я разве что-то говорил об этом? Вы мне нужны, чтобы сражаться за Францию. Да-да, я хотел бы, чтобы вы помогали мне не против Франции, а за нее.
– Вы что же, так шутите?
– Вовсе нет, битый час пытаюсь достучаться до вашего разума. Попробую еще раз. Вы ведь сами видите, просто не можете не видеть, что отступление из России все больше превращается в бегство? И хотя чем дальше, тем больше оно будет становиться адом, война на этом еще не закончится.
Не знаю, как вы планировали обратно получить сокровища, хранимые здесь. Быть может, покойные мерзавцы представлялись вам этакими романтическими негодяями и вы искренне надеялись на их порядочность. Нелепо, но почему бы не вообразить себе такое? Быть может, планировали в конце концов стереть этот форт с лица земли и «обнаружить» этакий богатый трофей. И такое может быть. В любом случае вы надеялись, что военная фортуна переменится и вам удастся спокойно перевезти сокровища из тайника в Париж или же в какой-нибудь палаццо в вашей ненаглядной Италии. Мне это не слишком интересно.
Но если вы меня сейчас не услышите, для вас не будет Италии, не будет вожделенного баронского титула, о котором вы втайне мечтаете. И не потому, что я вас вздерну, потому, что Франция станет европейской нищенкой, все ее завоевания пойдут прахом, все богатства расточатся в пороховой дым. Будет поденщина, крохи с чужих столов и ночные кошмары о том, как вы обделались в России.
Из уважения к вашему таланту буду откровенен: вывезти похищенную вами коллекцию невозможно. Да что коллекция, вы и сами-то едва спасетесь. И то если я вам помогу.
– Месье всезнайка, ваши пророчества бесят! Если вы желаете меня убить – сделайте милость, не тяните. Если хотите оставить в живых, – его голос чуть заметно дрогнул, но он продолжал держаться прямо, – прошу, изъясняйтесь четко и понятно, чего вы от меня хотите?
Я вздохнул и покачал головой.
– Хочу вам помочь, Анри. Очень хочу. Сделать это довольно сложно. Но я постараюсь. Вы, в свою очередь, поможете мне.
