Мой собеседник устало кивнул:
– Хорошо, пусть так. Я и сам пару лет назад слышал, что великому Копту удалось спастись и что нынче обитает он в надежном месте. Я спросил себя, достаточно ли надежным местом для великого Копта является могила, и, решив, что вполне надежным, утвердительно кивнул. Итак… Этот перстень… Вы утверждаете, что представляете здесь графа Калиостро. – Принц смерил меня настороженно-пытливым взглядом. – Что же ему нужно от меня?
– От вас? Да собственно говоря, ничего. Мне было велено найти ваше высочество в этом месте в этот день. Я уж думал, что мне это не удастся, на днях свалился с жесточайшей инфлюэнцей, готовился уже к смерти, однако же болезнь ушла вдруг, исчезла без последствий, как по мановению волшебной палочки. Когда же я пришел в себя, выяснилось, что вы уже совсем неподалеку. Я счел это благоприятным знамением.
– Предположим. Однако зачем-то же великий Копт послал вас ко мне.
– Да, мне велено спасти вас, ибо здесь у вас, говоря языком посвященных, точка бифуркации.
– Что? – переспросил Эжен де Богарне.
– Критическое состояние системы, при которой система становится неустойчивой относительно флуктуаций, и возникает неопределенность, – устало проговорил я, удивляясь, что столь очевидные понятия нужно объяснять масону столь высокого градуса посвящения. Впрочем, минусовой градус за отсутствующими в доме окнами несколько оправдывал подобную непонятливость. – Станет ли состояние упомянутой системы хаотическим или она перейдет на новый, более дифференцированный уровень упорядоченности – вот в чем вопрос! Я не стану обрисовывать вам, мой генерал, все ветви аттрактора, но скажу просто: от того, какой путь вы сейчас выберете, зависит не просто, удастся ли вам дойти до Смоленска или же нет, во многом от этого зависит дальнейшая судьба Европы, да и России тоже.
Принц де Богарне поглядел на меня долгим изучающим взором.
– Полагаю, вы не шутите, – подытожил он свои наблюдения.
– Признаться, не вижу тут повода для шуток. Кстати, помнится, в Париже ваша маменька имела обыкновение посещать девицу Ленорман и интересоваться у нее будущим. Не так ли?
– Так и есть.
– Сия девица когда-либо ошибалась?
– Насколько мне известно, никогда.
– Тогда заклинаю вас, доверьтесь мне, как ваша маменька доверилась мадемуазель Ленорман. Впрочем, к чему далеко ходить, вспомните, совсем недавно, когда армия только выходила из Москвы, в монастыре под Звенигородом вам приснился странный, чтобы не сказать невозможный, сон. Вам приснился некий благообразный старец, который сквозь запертые двери зашел в комнату, в которой вы спали, и, остановившись над вами, он сказал: «Не вели своему войску расхищать монастырь. Если ты исполнишь мою просьбу, то Бог помилует тебя и ты возвратишься в свое отечество целым и невредимым». Сон этот был столь похож на явь, что ваше высочество немедля открыли глаза, но обнаружили, что дверь, как и прежде, заперта и никакого старца поблизости не было.
– Все так и было, – ошарашенно пробормотал Богарне.
– Вы отдали приказ не трогать монастырь и, спустившись в храм, обнаружили икону с ликом, удивительно похожим на тот, что вы видели во сне. Это был святой Савва, не так ли?
– Так, – едва слышно проговорил оторопелый принц.
– Тот, кто меня послал, знал, что подобное случится, еще до того, как сие произошло. Ну, уж поскольку от Бога вам обещано спасение, я здесь перед вами и заклинаю услышать то, что я вам скажу.
Принц заложил руки за спину, как это нередко делал его отчим, и уставился на меня, обдумывая происходящее. Я молчал, понимая, что довериться незнакомцу, пусть даже и приводящему в подтверждение сказанного факты, никому, кроме самого его, не известные, – дело непростое. А уж для человека, занимающего один из главнейших постов во Французской империи, так и вовсе противоестественно. Но вера в чудо, доставшаяся ему в наследство от страстной креолки Жозефины, все же жила в нем и проявляла себя довольно бурно, порою заставляя умолкнуть холодный рассудок. И то, что в Париже во дворце выглядело бы обычным фокусом, каким-нибудь хитрым шарлатанством в духе того же Калиостро или девицы Ленорман, здесь, в руинах замковой башни имения Вакселей, виделось настоящим чудом, не имевшим, а главное, не требующим сколь-нибудь внятных объяснений.
– Хорошо. – Принц устало подошел к окну, студеный ветер трепал края попоны, закрывавшей лишенный рам проем. Он привычно кинул взгляд во двор, желая поглядеть на вьюгу за окном, все более и более погружающую в белый саван грязно-бурую от недавних прогалин оттепели землю. – Хорошо, – повторил он, – я вас слушаю.
– Вряд ли стоит говорить вам, что вы в западне, – придавая лицу соответствующее положению дел выражение, произнес я. – Впереди – казаки Платова, на флангах – кавалерия Милорадовича. Позади Кутузов с основными силами. Конечно, италийская армия славится отвагой, но полки обескровлены, изнурены холодом и недоеданием.
– Лейтенант, я это знаю и без вас, – с досадой отрезал принц Богарне.
– Не имею в этом ни малейшего сомнения, но вынужден обрисовать ситуацию. Чтобы мы говорили на одном языке.
– Прошу вас, – Богарне скривился, будто от изжоги, – переходите к делу. Что бы ни сулил завтрашний день, я еще хочу выспаться.
– Разумно, весьма разумно. – Я склонил голову. – Тогда сразу к главному. Завтра впереди вас ожидает крайне неприятная переправа. Река там протекает в урочище. Оба берега высокие, течение быстрое, лед еще не стал, склоны чертовски скользкие. И что самое противное, казаки вас будут ждать именно там, потому что другой дороги к Смоленску здесь нет. А у вас тяжело груженный обоз.
Принц сузил глаза и впился в меня взглядом, полным недоброй подозрительности. Еще бы, как предполагалось, информация о том, что груженые возы полны золота и драгоценностей, награбленных в Москве, – одна из строго охраняемых тайн французской армии. Впрочем, как тут сохранишь тайну – тяжеленные возы с охраной, дежурящей без передыха с утра до вечера, с вечера до утра, видны невооруженным глазом. Навряд ли там оружие и боеприпасы или же провизия – не сложно отследить, что из возов ничего не берут и туда ничего не кладут.
– Так вот, – продолжил я как ни в чем не бывало, – добыча, которую вы везете, станет камнем на шее. Завтра она достанется казакам, и, увы, я больше ничем не смогу помочь вам самому.
Должно быть, мои слова не расходились с данными разведки, потому как оспаривать мои слова принц не стал. Лишь произнес, едва двигая губами:
– Как бы то ни было, я обязан идти. Если завтра нас ждет последний бой, значит, мы сразимся, и сразимся достойно.
– Нет, – отчеканил я, – завтра вас ждет спасение, потому как вы проявите достаточно мудрости, чтобы понять – не всякое сражение можно выиграть, но и проигранное сражение еще не определяет проигранной войны. Ваш победоносный отчим, наш император, вступил в Россию, надеясь сокрушить ее в одном-двух решительных сражениях. Сражения произошли, и по большому счету их можно считать выигранными, но война проиграна.
