– Что, простите? – не понял Быстров и уселся в соседнее кресло, рядом с Инфузорием.
– Не помнит она ни фига, вот что – полнейшая амнезия. Мексиканские сериалы смотрел? Так вот, там тоже такое частенько случается, – объяснил следователь.
– А ты что, мексиканскими сериалами увлекаешься? – усмехнулся Быстров.
– Жена с тещей, – смущенно отмахнулся Инфузорий. – Достали уже.
– И что теперь делать? – задумчиво спросил Быстров.
– Телевизор другой покупать, – заявил следователь. – Только денег нет.
– Я про Кравцову, – уточнил Сергей Федорович, поглядывая на расстроенного следователя. Нормальный вроде мужик, подумал он. Со своими тараканами, но кто ж без них? Только очень вредный.
– Эпизод амнезии завершается так же внезапно, как и начинается, – сказала Татьяна Игоревна. – Возможно удлинение эпизода, в особенности при наличии вторичной выгоды от болезни, или его возобновление при повторных воздействиях первичного стимула.
– А-а-а, ну, в принципе понятно, – вякнул Сергей Федорович.
– Что вам понятно? – рассмеялась Соколова. – В общем, ситуация такая: любое напоминание о прошлом и о трагедии, которая произошла с девушкой, может спровоцировать процесс восстановления памяти. Но я считаю, как бы кощунственно это ни звучало, что девочке просто повезло, что она все забыла. Склонность к самоубийству у нее есть, Кравцова либо руки бы на себя наложила, либо помешалась бы. Поэтому на днях мы переведем Полину в реабилитационный центр, она там пробудет, пока шумиха вокруг экспериментов доктора Ершова не утихнет. И хорошо бы, если с Полиной рядом будет близкий человек, – Татьяна Игоревна выразительно посмотрела на Сергея.
Из палаты Кравцовой вышла Лизонька, сообщила Соколовой, что пациентка проснулась. Татьяна Игоревна кивнула и направилась в палату.
– Ее можно увидеть? – окликнул доктора Быстров.
– Можно, после того, как осмотрю девушку, – улыбнулась Соколова и скрылась за дверью.
– Агапов, перевод на работу в Питер поможешь мне организовать? – после некоторой паузы спросил Быстров.
– Зачем?! – изумился следователь.
– Я переезжаю, – задумчиво сказал майор.
– Когда?
– Как только она согласится выйти за меня замуж.
– Что ж, когда согласится, тогда и поговорим. – У Агапова зазвонил в кармане мобильный. Следователь ответил на звонок, сунул телефон обратно в карман и обернулся к Сергею: – В общем, поехал я, дела, – поморщился Инфузорий, поднялся и пожал руку Быстрову. – Успехов.
– А что с Ершовым? – спросил майор.
– Как сквозь землю провалился, – пожал плечами следователь и потрусил по коридору на выход.
* * *
Соколова наконец-то разрешила Сергею войти. Быстров глубоко вдохнул и вытер ладонью пот со лба: пока он ждал, весь взмок от волнения. Майор протиснулся в палату и замер в дверях. Полина стояла спиной к нему и смотрела в окно, отодвинув рукой жалюзи. Осени, похоже, надоело плакать. В окно било солнце, Полина казалась окутанной волшебным ореолом, стояла в ярком свете солнечных лучей, и так красиво переливались ее светлые волосы, собранные в хвост на макушке… Сергей попытался представить выражение ее глаз, но не смог. Какие глаза могут быть у человека, который все забыл? Что в них отражается, испуг или пустота? Майору вдруг стало страшно: даже в голову не пришло, что Полина забыла и его тоже!
Девушка отпустила жалюзи, они упали на окно с легким стуком, задрожали, по стенам палаты запрыгали солнечные зайчики. Полина обернулась.
– Здравствуйте, – сказала девушка и неуверенно улыбнулась. В ее чудесных зеленых глазах не было испуга и пустоты, Полина смотрела на него со спокойным интересом. И Сергей вдруг почувствовал, что сердце его престало болеть и успокоилось, потому что легче стало ей, женщине, которую он любил и чувствовал даже на расстоянии. Сейчас или никогда, решил он.
– Здравствуй, Полина, – улыбнулся Быстров. – Меня зовут Сергей. Я твой друг.
Полина присела на кровать, продолжая разглядывать его с любопытством.
– Друг… Я, кажется, это чувствую, – после паузы сказала она. – В душе тепло. Только странно и немного страшно: я не знаю, что было и что будет дальше. Я не знаю, кто я.
– Все будет хорошо, Полина, – он сел рядом на кровать и осторожно обнял девушку за плечи. Она не отстранилась, повернулась к нему.
– У тебя шишка и щека поцарапана. Болит? – спросила она чуть слышно и осторожно повела рукой по его скуле.
– Совсем нет, – усмехнулся Сергей, взял ее ладошку и поцеловал.
– Ты поможешь мне вспомнить?
– Да, – пообещал Сергей.
– Все будет хорошо, – прошептала она и положила голову Сергею на плечо.
Глава 23
Бабье лето
Несмотря на раннее утро, на платформе станции Белорусская толпился народ. По телевизору объявили, что в Подмосковье пошла вторая волна опят. Опенок удивительный гриб, собирать его – одно удовольствие, нашел заветный пенек – и полная корзина. А какая закуска получается из маринованных опят – блеск! Погодка стояла благоприятная, солнечная и сухая, с задержкой в две недели началось бабье лето, балуя москвичей последним в этом году теплом, и грибники в предвкушении удачи повалили за город – запасаться лесными дарами природы.
Электричка Москва – Бородино издала гудок и подкатила к платформе. Соломея Митрофановна Кукушкина поправила брезентовую панамку и, расталкивая локтями и грудью толпу жаждущих занять место, влезла в вагон. Взгромоздив свой зад, затянутый в синие треники, на дерматиновое сиденье лавочки, Соломея Митрофановна поставила под ноги лукошко и рюкзак, удовлетворенно вздохнула и вытащила из кармана штормовки мятую газету с кроссвордом. Теперь можно было ни о чем не волноваться в ближайшие полтора часа.
Электричка рывком тронулась с места.
– Типичный захватчик, слово из восьми букв, – вслух прочитала Соломея Митрофановна вопрос, вытащила из-за уха карандаш и напряженно задумалась. В голове крутилось только одно слово из восьми букв, которое подходило под данное определение, – Ме-тел-кин!
– Оккупант, – подсказал ей кто-то знакомым голосом. Соломея Митрофановна подняла глаза и выронила газету из рук. Ее ненавистный сосед сидел напротив нее и нагло ухмылялся. – Здорово, Соломея! Видел с утра, как ты по грибы собиралась, ну и решил присоседиться. Боюсь один заплутать в лесу. Вместе-то оно веселее, – заявил соседушка и подмигнул. Одет Метелкин был в длинный рыболовный плащ, резиновые сапоги и вязаную красную шапочку-петушок, а на коленях держал корзину. Корзина была прикрыта полотенцем, и оно подозрительно оттопыривалось. Воображение Соломеи Митрофановны не на шутку разыгралось, и сердце сжалось от нехороших предчувствий. «Топор!» – ужаснулась Кукушкина: несомненно, Метелкин решил ее убить, а после занять освободившуюся жилплощадь. Умирать Соломеи Митрофановне не хотелось, но как избавиться от Метелкина, Кукушкина понятия не имела. Решив пока вести себя естественно и миролюбиво, чтобы убивец не догадался о том, что она раскусила его намерения, Соломея Митрофановна подняла газету.
