– Можно я сегодня приму ванну? – сказал мальчик.
– Спроси папу.
Мальчик вошел в гостиную и говорит:
– Пап, можно я сегодня приму ванну?
– Спроси маму.
Лицо мальчика сделалось насмешливым.
– Пап, – сказал он, – я маму спрашивал. Она сказала, спроси папу. Пойду спрошу Рози.
Он резво кинулся опять на кухню, чтобы шутка не успела простыть.
– Рози, – сказал он, – можно я сегодня приму ванну?
Девочка поглядела на него искоса: она поняла, что это шутка.
– Сегодня не стоит, – наконец сказала она. – Сегодня я слишком устала.
Мальчик во все глаза смотрит.
– Кроме того, сегодня ты был плохим мальчиком.
Мальчик все смотрит.
– А еще ты сегодня ударил свою маленькую сестренку.
Тут у него совсем пропал дар речи.
– А еще сегодня нет воды, – продолжала нанизывать девочка.
Будет что-то еще?
– И вообще ты какашка.
Неужто все?
– Какушка, вот ты кто!
Этой радостной новостью она поспешила поделиться, вбежав в гостиную.
– А Джонни какушка, правда же, пап?
– Это кто сказал?
– Да я так знаю. Он какушка, какашка и пипишка. Поэтому ему нельзя сегодня принимать ванну.
Он писюшка. Пиписька он, вот кто! – вдруг догадалась она, разразившись смехом.
– Пиписька? – удивился мальчик. – Я тебе покажу «пиписька»! Я тебе такую пипиську покажу, будешь знать!
– Ну что ты будешь делать! – сказала женщина. – Может, выкупать их сегодня обоих? Но я их только что купала. Позавчера!
– Выкупай, выкупай, – сказал мужчина. – А я разберусь тут на кухне.
– А с их постельным бельем как? Что-то я давно им его не меняла. По меньшей мере неделю.
– Поменяй. А я приготовлю ужин.
– Хорошо. Если они так уж настроены вымыться, то пусть у них и белье будет чистое. А ты тогда сделай зеленый салат, только уксус возьми виноградный, который от «Ванессиз», ладно?
– Обязательно.
– Вкуснотища будет, – сказала женщина, – пальчики оближешь.
Ну, вот и счастье настало. Она бы и все время была счастлива, если бы никому ничего не надо было делать и все бы только радовались и веселились и больше ни о чем не думали.
И она по-своему права. Ее система была бы совершенна, если бы работала. Я бы и сам у нее эту систему перенял, прямо завтра же, если бы она работала.
Глава 15
Сидят, едят. Молчание, потом ее вопрос – в тысячный раз, наверное, один и тот же:
– Что ты сегодня писал?
– Когда?
– Нынче утром, когда наверху был.
– Ну, дословно-то я не помню, но какие-то, видимо, мм, слова.
– Но ведь потом эти слова чем-то станут?
– Да нет, думаю, так словами и останутся.
– Но это же всегда так, в любой литературе, разве нет?
– Да нет, в литературе-то как раз не так.
– Тогда зачем тебе были те слова?
– Да ни за чем. Если бы суть литературы составляли слова, писать было бы просто. Литература – это то, что получается, несмотря на слова. Без слов ничего получиться не может, но если что-то иногда выходит, то несмотря на слова. То, что в литературе тебя захватывает, – это не история, изложенная словами, а то, что ты читаешь между строк. Как-то вот примерно так.
– Но ты ведь, когда эти слова записывал, наверное, о чем-то думал?
– А как же! Думал о деньгах. Это единственное, о чем я в последнее время думаю. По большей части люди о них не помнят. А я вот не могу забыть. И думаю о них, и думаю – постоянно.
– Нам нужно их жутко много, правда же?
– Тридцать тысяч. Ну, то есть на первый случай.
– Это чтобы долги отдать и всё-всё?
– Да. Я на бумажке все посчитал, получилось тридцать тысяч – отдать долги и чтобы чуточку осталось.
– «Чуточку» – это сколько?
– Тысяч семь.
– И что мы с этими семью тысячами сможем сделать?
– Схватить их, и дай бог ноги. Потом сесть на них и сидеть. Любоваться. Нюхать. Накупить на них серебряных долларов и складывать столбиками в гостиной. А еще у меня есть идея вымостить ими коридор. На это уйдет не больше двух тысяч, зато гости будут в отпаде.
– Вообще-то, и я тоже. А какие еще у тебя идеи?
– А еще я думал, если разменять тысячу долларов монетками по десять центов – всего-то тысчонку! – это ж какой классный мешок денег получится!
– А еще?
– А еще, если бы у меня оставался хоть пятачок с каждого доллара, который я профукал на протяжении жизни, я все равно был бы богат, потому что двадцать пятачков – это доллар, а было их тысяч двести.
– Как же это тебе удалось – профукать двести тысяч?
– А вот это как раз легко.
– Большую часть этих денег ты потратил до нашей встречи.
– Ну, кое-что и после.
– Вряд ли много.
– Где-то, наверное, тысяч по тридцать в год.
– Шесть лет. Это сколько же получается?
– Сто восемьдесят тысяч.
– Хо! И всего-то?
– А может, и не тридцать, а сорок тысяч в год. Тогда это получится около двухсот сорока тысяч.
– Мрак. Но в тот год, когда мы не были женаты, ты тоже что-то тратил.
– Ну, то, что я тратил тогда, я все равно бы потратил.
– Какой ужас! Но и те двести сорок тысяч ты бы тоже все равно потратил, разве нет?
– Не знаю, не знаю. Но тут скорее дело не в том, сколько я тратил, а в том, зарабатывал я или нет, чтобы потом тратить, а я как раз нет, не зарабатывал. С тех самых пор, как пришел из армии, вообще ничего еще не написал такого, за что заплатили бы.
– Или с тех пор, как туда ушел. Это сколько же лет уже?
– Три там, три потом. Шесть.
– Вот и женаты мы как раз столько же. Но такого, что приносило бы деньги, ты не писал с тех пор, как мы познакомились.
– Ну, что-нибудь да, с тех пор. Все деньги поступали от того, что я написал до нашего знакомства.
– Вот тебе раз. Я, получается, тебя не вдохновляю?
– О, вдохновляешь, вдохновляешь, даже слишком.
– Я думала, жене и положено вдохновлять мужа.
– Ага, наталкивать на мысли о деньгах.
