Они перешли к бане. Андрей не погнушался простучать стены. Бревна толстые и вполне могут скрывать тайник. Каждую половицу на полу попытался ножом подцепить – не поддавались. Он не погнушался в печь-каменку руку запустить, но только испачкался.
Андрей старался не показывать своего разочарования. К Гермогену ходил, воинов выпросил – и что?
Все вышли во двор. Андрей обратил внимание, что на задах, на отшибе стоял нужник.
– Его осматривали? Кто?
– Я, – отозвался один из воинов. – Стенки из горбыля, тонкие.
Вот незадача! Взгляд его упал на собачью конуру недалеко от ворот. Цепь от нее идет, ошейник на снегу валяется, но самого пса нет.
– Конуру осматривали?
– Ее-то чего смотреть?
Андрей же спросил из интереса – к конуре шли следы сапог. Если кто-то из воинов подходил, тогда понятно. Пусть хозяин у конуры был – пса покормить. Так ведь пса нет!
Андрей направился к конуре. Встав на четвереньки, он просунул внутрь светильник. На полу конуры лежали клочки собачьей шерсти, и больше ничего.
Поднявшись, Андрей потянул вверх односкатную крышу будки, и она совершенно неожиданно откинулась на петлях в сторону. Тут уж и воины, что поодаль стояли, подошли, интересно стало.
Под крышкой имелось второе дно, на котором лежали два свертка из рогожи.
– Похоже, это то, что мы искали!
Фадей обернулся к воинам:
– Почему конуру не досмотрели? Вот я вам задам!
Андрей взял в руки оба свертка.
– Крышку прикройте, светильник заберите – в избе разберемся.
В избе он уложил свертки на стол и краем глаза заметил, как дернулся Кошкин.
Развернув рогожу, Андрей увидел свернутые в трубочку бумаги. Он взял одну бумагу в руки, развернул:
«Получено Матвеем Кошкиным двадцать рублев серебром…»
Дальше он читать не стал – долговая расписка. Развернул вторую бумагу, вчитался. О, самое то!
«Федору Басманову Матвей Кошкин кланяется. За сим сообщить спешу, что людишек подлого сословия набрал…»
Дальше Андрей читать не стал – зря такие бумаги в конуру прятать не будут. Изобретателен Кошкин, в этом ему не откажешь. Кабы не следы на снегу, Андрей, как и воины, к конуре не подошел бы.
– Обоих в узилище надо доставить, завтра поговорим! – распорядился Андрей.
Фадей вышел во двор и залихватски свистнул.
Вскоре Алексей привел коней. Воины, не церемонясь особо, водрузили пленных поперек крупов лошадей.
– Едем!
Обратно к городу они уже так не гнали, для лошади двоих нести – нагрузка большая. К тому же светать только начало. Аккурат поспели к открытию городских ворот.
– Татей словили? – позевывая, спросил стражник.
– Хуже.
– Да? – удивился стражник. Для него непонятно было, кто может быть хуже татя.
На улицах по раннему времени народу было мало, но все-таки Фадей распорядился накинуть на головы захваченных лошадиные попоны.
Обоих поместили в камеру подворья – были такие в подвале для особых случаев. Стены, выходящей в коридор, где обычно двери, не было, вместо нее – решетка из толстых железных прутьев.
Андрею даже не по себе в подвале стало – уж больно зловещее место. Воздух затхлый, гарью пахнет от горящих факелов, что на стенах висят. В камере ни лавок, ни окон – только полусопревшая солома на полу.
Узникам развязали руки и разместили их по разным камерам.
С облегчением Андрей вышел во двор, прижимая к себе бумаги.
Глава 7
Изгой
После суетной бессонной ночи голова была тяжелой, хотелось спать. Но дело – прежде всего.
Еще насельников и монахов не созывали к утренней службе, когда Андрей поднялся на второй этаж и постучал в дверь к Гермогену. Рано, конечно, может – он еще отдыхает.
Но Гермоген оказался на месте и выглядел бодро – как всегда. И когда он только отдыхает?
Андрей доложил ему о задержании Кошкина и хозяина избы, положил на стол свертки с бумагами:
– Задержать бы всех, кто в списке Кошкина.
– И что ты им предъявишь, какую вину? Они могут сказать, что брали у Кошкина в долг.
– Так узнают, что Кошкин в узилище, и разбегутся, как тараканы.
– А кто видел? Взяли вы его ночью, привезли на рассвете. Для семьи он в Елизово уехал, беспокоиться пока не будут.
– Тогда попытать его надо.
– Какой резвый! Бумаги я пока изучу, поговорю с Кошкиным. Если он человек разумный, поймет, что запираться не надо, улики – вот они.
– А если упрется?
– Тогда ката призовем. Пытки – последнее дело, под пытками любой человек и себя и ближних оговорит. Таким признаниям веры нет.
– И что же мне теперь делать? – растерялся Андрей. Он полагал, что Гермоген его поддержит, даст воинов – задержать всех крикунов и горлопанов, которые получали от Кошкина деньги. Его натуре были любезны действия быстрые, активные.
– Как что? Ты же ночь не спал. Иди завтракай, отдыхай. Как понадобишься – призову.
От Гермогена Андрей вышел немного обескураженный. Ладно, начальству видней.
Еще шла заутреня. Он постоял, помолился вместе со всеми, а потом направился в трапезную. Поел постной каши, поскольку шел Великий пост, и пошел в келью – спать. Отрубился мгновенно.
Проснулся Андрей от какого-то шума и криков снаружи, с улицы. Поднявшись, выглянул в окно.
У подворья стояла небольшая толпа, человек сто. Они шумели и что-то требовали, но через слюдяное окошко слышно было плохо.
Такое сборище у стен подворья Андрей видел впервые. Богомольцы на подворье ходили постоянно, но вели они себя тихо, поклоны били у надвратных икон, молились, а эти кричали.
Андрей вышел в коридор и столкнулся с идущим навстречу ему насельником.
– Что за народ, чего кричит? – спросил у него Андрей.
– Какого-то Кошкина требуют. А кто такой – не ведаю.
Хм, ведь никто не видел, как они Кошкина сюда привезли! Или кто-то из монахов проболтался по доброте душевной? Воины, что с ним были, не должны языки распускать – служба приучила. Неужто во Владычном полку или на подворье «крот» завелся? И кто он? Подкупленный монах или приверженец Иоаннов, специально затесавшийся на подворье? Вовсе не исключено. Слаб человек, не устоял перед соблазном денег или под давлением обстоятельств. Но теперь от Андрея ничего не зависело – дальнейшая судьба Кошкина зависела от решения Гермогена.
Андрей спустился во двор. Тут крики толпы просто оглушали.
