От волнения у нее запотели очки. Жалея, что не прихватила с собой сердечных капель, Елизавета Павловна суетливо полезла в сумочку, достала салфетку, протерла очки и водрузила их обратно на нос. Наваждение прошло, но Елизавета Павловна по-прежнему пребывала в легком смятении. Сходство актрисы с ее племянницей сначала показалось просто поразительным! Глаза, нос, губы, фигура… Только у актрисы волосы длинные, намного светлее и вьются, кожа – прозрачная, светлая, осанка и походка другие, мимика… Чем больше Елизавета Павловна вглядывалась в черты героини, тем меньше понимала, что общего она могла найти в обеих девушках. Мишель была гораздо ярче и выразительнее. Жгучая брюнетка с короткой стрижкой, смуглая, стройная, надменная. Но первое впечатление все равно не отпускало, пока в зал не ворвалась Мишель. Именно ворвалась, Елизавете Павловне, во всяком случае, так показалось. Мишель поправила стильную меховую кепочку, расстегнула полушубок и стала высматривать тетушку среди зрителей. Елизавета Павловна махнула племяннице рукой, Мишель заметила ее, сделала несколько шагов, остановилась и обернулась к входу, словно что-то привлекло ее внимание.
Глава 2
Назло врагам
Почему, ну почему французские диспетчеры решили бастовать именно сегодня?! Вылет задержали на несколько часов. Когда же самолет приземлился в аэропорту Орли, то стало понятно – заехать в гостиницу он не успевает. Пришлось принимать душ наспех, в аэропорту, и переодеваться тут же. Чемодан он оставил в камере хранения. Цветы купил совсем не те, что хотел. Таксист, как назло, тащился, как черепаха. Клим нервничал. Ну все, просто все было не так!
На премьеру он опоздал на полчаса, расплатился с таксистом и, на бегу вытаскивая из кармана пригласительный билет, ворвался в кинотеатр. По вестибюлю, сунув руки в карманы фрака, прогуливался Варламов с задумчивым, сосредоточенным лицом. На появление Клима Иван Аркадьевич почти не отреагировал.
– Приехал все-таки? – сухо поинтересовался он, вяло пожал ему руку и подвел Клима к двери в один из кинозалов.
– Вы по телефону сказали, что у вас ко мне очень важное и срочное дело, вот я и прилетел. Дай, думаю, совмещу полезное с приятным. Что за дело? Могу я узнать?
– Все вопросы мы могли легко решить в Москве. На днях я как раз туда собирался. Ты зря приехал, Клим, – жестко сказал Варламов. – Букет, кстати, дрянной, – добавил он невзначай, – на твоем месте я бы выкинул этот веник в помойку.
– Этот веник я приготовил специально для вас. Презентую вам, так сказать, лично, в руки, сразу же после премьеры, – сквозь зубы процедил Клим.
– Ладно, Клим, иди. Алечке сейчас нужно твое участие. Она сидит в первом ряду, – неожиданно миролюбиво сказал Варламов, открыл дверь и втолкнул Клима в полумрак кинозала.
Стараясь не шуршать упаковкой букета, Клим на цыпочках проследовал в зал и чуть не выронил цветы из рук – в двух шагах от него стояла Алевтина. Это было так неожиданно, что он не удержался от эмоций, бросился к невесте и сжал ее в объятиях.
– Que vouz utilisiez, idiot?!
[2]
– зашипела низким голосом невеста и с силой отпихнула Клима от себя. Клим вжался в стену и вытаращил глаза. Перед ним стояла совершенно незнакомая девица, судя по всему, француженка. Теперь, хорошо рассмотрев эту девушку, Клим не понимал, как он мог принять ее за Алевтину.
– Э-э-э, пардон, – шепотом промямлил он и почему-то спрятал букет за спину. – Пардон, мадемуазель, обознался. Это же надо, так лохануться! Где тут у вас первый ряд? Ага, там. Всего хорошего, о’ревуар, – Клим учтиво поклонился.
Француженка холодно улыбнулась и, не сказав ни слова, стала пробираться в глубь зала к своему месту. А Клим все стоял, растерянно глядя ей вслед. Похоже, перелет плохо отразился на мозгах и у него начались зрительные галлюцинации. Очнулся он только тогда, когда француженка села и о чем-то зашепталась с пожилой дамой по соседству. Удивительно, но, кроме той дамы, никто не обратил на происшествие внимания: зрители увлеченно смотрели фильм.
А посмотреть было на что! На экране его невеста занималась любовью с белобрысым красавцем Рутгером Ольсеном, принцем датским, мать его… Негодяй трогал Алевтину за… за… И гладил ее по… по… А она… она отдавалась ему с такой самоотверженностью и сладострастием, как будто так и надо!
Перед глазами все поплыло, он вылетел вон из зала, просвистел мимо Ивана Аркадьевича и понесся сломя голову на улицу, оставив после себя на полу осыпавшиеся с букета лепестки роз.
Иван Аркадьевич проводил взглядом удаляющуюся фигуру и хихикнул. «Право, как неловко получилось: воткнуть жениха Алевтины в кинозал в самый провокационный момент», – подумал Иван Аркадьевич и ехидно потер ручки. Но разве ж он знал? Разве знал он, что именно в эту минуту, тридцать пятую с начала фильма, герой сольется воедино с героиней. И на часы даже не смотрел! Настроение Ивана Аркадьевича заметно улучшилось, а то он уж было затосковал. Хотя, конечно, Клим спутал ему все карты. И за каким лешим его принесло в Париж?! Придется принять меры, чтобы Клим не прорвался на банкет. К счастью, вечеринка будет закрытой и сделать это будет несложно. Иначе Ольсену придется потом долго прикладывать примочки к множественным гематомам лица. Впрочем, на Ольсена Ивану Аркадьевичу было плевать, напротив, понаблюдать за «битвой минотавров» было бы занятно, но не сейчас и не сегодня. Допустить, что Клим каким-то образом засветится на вечеринке, Варламов никак не мог, поэтому достал сотовый и отдал короткое распоряжение организаторам банкета. Вопрос был улажен, осталось позаботиться об Алевтине и не дать ей возможности случайно столкнуться с любимым до завершения мероприятия. Иначе все, что он задумал, осуществить будет гораздо сложнее, а это совсем не входило в его планы.
* * *
Это был успех! Когда-то давно она уже ощущала нечто подобное, в ранней юности, стоя на обшарпанной сцене школьного актового зала. И это легкое головокружение, и бешеное сердцебиение, и пьянящее ощущение счастья.
Под громкие овации Варламов представил их команду публике. Когда Иван Аркадьевич назвал ее имя, из зала посыпались восторженные комплименты и крики: «Браво!» Оператор Сергей Грушевский смачно чмокнул ее в щеку. Рут склонился в легком поклоне и поцеловал Але руку, что вызвало у зрителей новую волну восторгов. Мария Леви шепнула что-то приятное ей на ухо. Сама Мария Леви, которая всегда разговаривала с Алевтиной свысока и считала ее пустышкой! Кажется, все получилось. Ее игру оценили. Аля доказала, что она – настоящая актриса, не какая-нибудь там, а самая-самая… Кинозвезда, одним словом! Завтра о ней напишут в газетах. Завтра она проснется знаменитой. Завтра… Она уже чувствовала этот дурманящий запах будущей мировой славы. Он словно витал в воздухе, ласкал, искушал, пугал… но ей хотелось, чтобы завтра подольше не наступило. Потому что завтра все будет иначе, совсем не так, как сегодня. Поблекнет яркость эмоций, исчезнет привкус волшебства. Она отрезвеет, посмотрит на свой успех другими глазами, начнет привыкать. Но это все лирика. Вещи приземленные Алечку волновали не меньше. Она уже знала заранее, что утро следующего дня станет для нее кошмаром, потому что проснется она с дикой головной болью и проваляется в номере трупом до вечера – после неумеренного количества выпитого сегодня на банкете шампанского. В общем, Алечке хотелось, чтобы завтра не наступало как можно дольше, а сразу наступило бы послезавтра, когда она наконец вернется в Москву и увидится с любимым.
