Вывесив на обозрение две свои картины, Клепа устроился на раскладной табуретке и стал молиться, чтобы нашелся какой-нибудь идиот, который купил бы его косорылую кошку или натюрморт с сушеными кильками. Через два часа утомительного ожидания Клепу стало клонить ко сну. Он широко зевнул, сдвинул на нос фуражку, облокотился о выставочный стенд и…
– Хорошая киска! А натюрморт просто… просто… Хороший такой натюрморт. Определенно, в этом что-то есть. Ваши работы? – услышал он рядом мужской голос и замер, боясь пошевелиться – исключать слуховые галлюцинации было нельзя. – Это ваши работы? – еще раз поинтересовался мужчина, и Клепа вновь сдвинул фуражку на затылок. Перед ним стоял высокий парень лет тридцати в стильной замшевой куртке, джинсах и дорогих ботинках. На покупателей данного вернисажа парень был не похож, на идиота тоже, и Клепа вдруг занервничал.
– Ну мои, дальше что? – с вызовом спросил он и демонстративно сложил руки на груди.
– Отлично. Еще есть? – радостно спросил парень, кажется, совсем не обидевшись на его тон.
– Чего?! – вытаращил глаза Клепа.
– Картины еще у вас есть? – вежливо уточнил парень.
– Нету, все расхватали, – мрачно брякнул Клепа и нервно хихикнул.
– Жаль, мне ваш стиль очень понравился, – искренне расстроился парень. – Но мне нужно много. На заказ сможете нарисовать? – спросил он, и Клепа с ужасом понял, что мужик не шутит!
– Это самое… когда и сколько? – смущенно поинтересовался Коняшкин, и его голубая кровь забурлила и побежала по венам со скоростью Ниагарского водопада.
– Срок даю две недели, плачу по пятьсот за каждую, – заявил парень. – Чем больше нарисуете, тем лучше.
– Э, мужик, так не пойдет, накинь малость, – икнул Клепа: кажется, он понял, в чем подвох. Парень решил купить его картины по дешевке, по пятьсот рублей. Неслыханно! Клепа Коняшкин меньше чем за шестьсот рублей свои картины еще не продавал. Правда, с оптовыми покупателями он тоже никогда не сталкивался.
Парень задумался, а у Клепы затрепетали все фибры его души. Уж очень ему не хотелось упускать оптового покупателя, но, с другой стороны, Мецената страшно душила жаба – так задешево продать свои будущие творения.
– Хорошо, шестьсот долларов, но это последняя цена! Одно условие: картины должны быть выполнены в одном стиле, как эти. Позвоните мне, когда мой заказ будет готов, – после непродолжительной паузы сказал парень, и Клепа ушел… ушел в себя на целых десять минут, а когда вернулся, в руке его была зажата визитка покупателя и двести долларов аванса. Клепа трясущейся рукой сунул деньги и визитку в карман кителя, обернулся, задумчиво посмотрел на свою косую кошку и натюрморт, которые по-прежнему висели на том же самом месте, и решил, что он не просто аристократ, а аристократ с задатками гения!
Двести баксов огнем жгли Меценату грудь, даже дышать было тяжело. Он разменял доллары в ближайшем обменнике, купил себе три блока «Примы» и пирожок с капустой, перекусил, закурил, отложил несколько купюр во внутренний карман на минимальный продуктовый набор: яйца, сосиски, пельмени, хлеб, кефир, килограмм «Докторской» – и направился в художественный салон за новыми багетами, красками и холстами, дабы избавиться от пожара в душе и мучительного искушения нажраться в зюзю. Ведь Клепе предстояло две недели рисовать по-сухому, чтобы сохранить свой «неповторимый» стиль и не разочаровать заказчика.
* * *
Клим сел в свой джип и от души расхохотался. Поручение Ивана Аркадьевича нравилось ему все больше и больше. Все прошло просто отлично! Отправляясь на вернисаж, он и не надеялся, что сразу найдет то, что нужно, и был готов к долгим поискам. Осложнялось дело тем, что Клим Щедрин совершенно ничего не понимал в живописи, но эти две картины с первого взгляда впечатлили его аж до судорог в душе. А когда из-под фуражки показалась синяя лошадиная физиономия создателя полотен – Клим понял, что никуда не уйдет, пока не наладит с этим человеком контакт. Пожалуй, только с ценой он погорячился, увлекся игрой и серьезно выбился из сметы. «Ничего, переживут», – хихикнул Клим, вспомнив выражение лица художника, когда тот услышал астрономическую сумму гонорара. Главное, чтобы товарищ не ушел на радостях в глубокий запой. Зря все же он оставил ему аванс. Но другого выхода не было. Надо же хоть как-то подстегнуть творческий потенциал живописца Клементия Конюхова, кажется, так были подписаны его картины. С другой стороны, никуда он не денется, раз такие бабки на горизонте маячат. Осталось уладить несколько формальностей: найти галерею, где согласятся выставить эти «шедевры», оформить выставку, и можно смело встречать мадемуазель Ланж. Клим не сомневался, что после просмотра выставки кисок-уродов с красными бантами и бутылочно-винных натюрмортов вздорная богачка мгновенно изменит мнение о своем таинственном художнике и слиняет из Москвы со скоростью реактивной ракеты. Как Иван Аркадьевич додумался до такого?! Хотя ничего сверхъестественного: как только мадемуазель Ланж отправится в аэропорт, человек Варламова тут же с компьютера Мишель скинет тайному возлюбленному девушки новую информацию о прилете и сообщит от ее лица, что девушка прибудет в Москву другим рейсом. Останется только встретить мадемуазель Ланж в аэропорту и представиться ее другом по переписке, благо голубки не обменялись ни фото, ни реальными именами, ни мобильными телефонами. Смешно, честное слово! Романтики им захотелось! По словам Варламова, художник клятвенно заверил мадемуазель Ланж, что и без фото узнает ее из тысячи пассажиров. Вот придурок! Потом будет метаться по аэропорту в поисках своей возлюбленной, дергать каждую симпатичную девушку за руку и интересоваться – не его ли Минерва она случайно? Это же надо придумать себе такой ник – Минерва! Бр-р-р! Клима передернуло. Что надо иметь в голове, чтобы обозвать себя именем староиталийской богини разума? Хотя… нельзя не признать – столь яркое виртуальное имя интригует… Интересно, как он ее ласково в личной переписке называл? Минервочка? Минервуличка? Минервушка?.. – предположил Клим, и его вновь передернуло: почему-то ассоциации у него возникли совсем не с богиней, а со стервой, стервочкой, стервулечкой. У таинственного художника ник был… Пикассо! Скромный такой ник. Ну и самомнение у некоторых! Да бог с ними. В то время когда Пикассо будет искать свою стерву-Минерву в аэропорту, девушка уже вовсю будет готовиться к выставке шедевров Клементия Конюхова, которую организовал для нее Клим. Все! Ничего сложного. Но, как говорится, все гениальное просто. А Варламов самый настоящий гений – хоть и злой. Он сам, оказывается, тоже злой, пришел к выводу Клим, и хихикнул. Так обломать девочке праздник жизни и растоптать все ее мечты. Может, этот художник – ее судьба?! Впрочем, от судьбы не убежишь. Если уж на роду написано, то не сейчас, так потом они обязательно встретятся, успокаивал себя Клим. Совершенно неожиданно его стали терзать угрызения совести. Ладно, его дело – выполнить поручение, а на остальное плевать. Тем более что милая Елизавета Павловна де Туа, по словам Варламова, желает любимой племяннице только хорошего. Вот пусть сами потом и разбираются между собой, если вдруг все выплывет наружу. А оно выплывет, точнее, всплывет, потому что «оно» всегда всплывает, и никуда от этого не денешься, философски подумал Клим. Мишель вернется в Париж, решит продолжить переписку, и… И – этого никак нельзя допустить. На этом настаивал Варламов: дана четкая установка – вызвать у мадемуазель Ланж такие отрицательные эмоции, чтобы она и думать забыла о своем художнике.
