На следующий день Тина стояла в кабинете мистера Дженнингса перед его необъятным столом из красного дерева. Был конец рабочего дня, и ей не терпелось пойти домой. В одной руке она держала конверт и ритмично похлопывала им по другой.
— Что это, Тина?
— Заявление, мистер Джи, — сказала она, протягивая конверт.
— Я это не возьму, — отрубил он, сцепив руки перед собой.
— Боюсь, у вас нет выбора, — ответила она, бросая письмо на стол.
— Тина, ты моя лучшая машинистка, ты это прекрасно знаешь. Остальные тебе и в подметки не годятся. С чего вдруг?
— Ну, у моего мужа прекрасная работа, у нас немного денег отложено, и потом, я беременна.
— Ясно.
Мистер Дженнингс взял конверт и осторожно открыл его.
— И ты этого действительно хочешь?
Тина не знала, что ответить. Это была идея Рика, но она видела в ней здравый смысл. Как она будет одновременно присматривать за малышом и работать? Рик был прав. Она должна быть дома и ухаживать за мужем и ребенком.
— Да, мистер Дженнингс, — ответила она наконец.
Линду новость привела в негодование.
— Ты не можешь уйти! Я знала, что так и будет. Ты пять минут как вернулась домой, а он уже тобой манипулирует. Ты могла бы остаться хотя бы до рождения ребенка.
— Рик здесь ни при чем. Это моя идея.
Тине было неприятно, что Линда пришла к такому выводу, но еще больше ей было досадно от того, что Линда была права.
Она поспешно накинула пальто.
— Слушай, мне пора бежать. Не хочу опаздывать домой.
— Боже упаси, — хмыкнула Линда. — Давай, до завтра.
Тина твердо решила на этот раз вернуться домой раньше Рика и приготовить ужин к его приходу. Как оказалось, у нее было достаточно времени, чтобы испечь его любимый пастуший пирог, принять ванну и убрать дом. Когда пробило восемь, она начала беспокоиться. После бури, которую он поднял вчера, она думала, что он вернется вовремя. В девять она решила позвонить в депо и узнать, не задержали ли его на работе. Телефонистка Мэри ответила, что он ушел около пяти. Когда стрелка часов начала подкрадываться к десяти, Тина не находила себе места. Пастуший пирог засох, и ее начало одолевать отчаяние. При мысли о том, что с ним могло случиться что-то ужасное, ее пронизывал ужас — только не сейчас, когда они снова были вместе, когда у них появилось будущее. Она в сотый раз отдернула коричневые бархатные шторы — на улице никого не было, и ее сердце снова сжалось. Она взяла телефонную трубку, чтобы убедиться, что шли гудки. Не в силах усидеть на месте она вскочила и начала ходить из угла в угол, кусая ногти — привычка, от которой ей удалось избавиться много лет назад. Вдруг она застыла, услышав, как кто-то тихонько скребется во входную дверь, и бросилась в прихожую. На пороге, слегка пошатываясь, стоял Рик и пытался засунуть ключ в замочную скважину.
— Рик! — воскликнула она. — Где ты был?
Она бросилась ему на шею, чувствуя невероятное облегчение.
— Спокойно! Я же говорил, что собираюсь выпить с ребятами. Не волнуйся, я пил апельсиновый сок. Мишлен женится на следующей неделе.
— Мишлен?
— Ну, Майк. Мы называем его Мишлен, потому что он похож на этого человечка из шин.
— Ладно, это неважно. Боже, я тут чуть с ума не сошла. Ты не говорил, что собираешься сегодня куда-то.
— Да? А я уверен, что говорил. Ладно, как бы там ни было, где мой ужин? Я голодный как собака.
Он наклонился поцеловать ее в губы, и Тина была счастлива, что ее муж вернулся. И если бы от него не несло элем, все было бы просто идеально.
Глава 13
Тина сидела на табуретке за прилавком магазина, когда вошел Грэм. С порывом ветра в магазин залетел вихрь сухих осенних листьев, а дверь чуть не слетела с петель. К концу сентября погода дышала холодом, и Тина поежилась.
— Доброе утро, Грэм. Как ты?
Он всегда заходил к ней в субботу поболтать перед тем, как открывать свою лавку. Он потер руки и подышал на них.
— Доброе утро, цветочек. Холодище, чуть уши не отморозил.
Он поцеловал ее в щеку и посмотрел на растущий живот.
— Ты только глянь!
Тина соскользнула с табуретки и вздохнула.
— Еще три месяца. Скорей бы уже!
— Как дела дома? — спросил он осторожно.
— Грэм, пожалуйста, перестань волноваться. Все хорошо, я же говорю.
— Выглядишь уставшей.
— Это потому, что я на седьмом месяце. Представляешь, как бы я уставала, если бы Рик не предложил мне бросить работу? Он правда заботится обо мне.
— И он по-прежнему не пьет?
Тина завозилась с чайником.
— Тина?
— Ну, он изредка может пропустить по стаканчику с ребятами из депо, но знаешь, вряд ли можно его в этом упрекнуть. Он ходит в паб только раз в неделю, в пятницу вечером, и я думаю, это вполне справедливо. Он много работает. Это совсем не то, что раньше.
— Ты пытаешься убедить меня или себя?
— Ты как Линда! Я доверяю ему, и это главное.
— Ладно, прости, — сказал Грэм, смягчая тон. — А это от кого? — спросил он, указывая на конверт на прилавке. — Как будто старый.
Тина инстинктивно схватила конверт и прижала к груди. Она никому не рассказывала о письме Билли, кроме Мод Катлер, и хотела, чтобы так оно и оставалось. Не зная толком почему, она не хотела никого впутывать в это дело. Она долго думала, стоит ли ей продолжать свое расследование. Кто знает, может Крисси и Билли счастливо жили в браке с другими людьми, у каждого была своя семья, и это письмо лишь огорчит их? А может, один из них или оба умерли, и это послание из прошлого лишь потревожит старые раны?
— Ни от кого. И уж точно не тебе.
Слова задели Грэма.
— Извини, — обиженно произнес он.
Тина тут же пожалела о своем резком тоне. Грэм просто поддерживал разговор.
— Нет, это ты меня извини, Грэм. Не стоило на тебя срываться. Я очень ценю твою заботу, правда. Но поверь мне, я в порядке. Теперь давай просто попьем чаю и поговорим о чем-нибудь другом, а не обо мне?
Ветреным пятничным днем в конце октября Тина наконец стояла на пороге террасного дома на Гилбент-роуд. Письмо Билли лежало у нее в кармане. Несмотря на все сомнения, она все-таки решила выяснить, что произошло с молодыми влюбленными. Она постучала и в ожидании уставилась на дверь: синяя краска облупилась, а дверной молоточек заржавел из-за бездействия. В этом доме гости явно бывали нечасто. Она постучала снова и уже собралась уходить, как изнутри послышался шорох.
— Кто там? — раздался пожилой голос.
