Что может быть более сумасшедшим и приятным, чем предаваться позе 69 со своей точной копией? В тот момент, когда мы одновременно закричали, я почувствовала, как мы стали единым целым, наконец воссоединившимся. Одно удовольствие для двух тел. Двухголовая гидра наслаждения, его пик. Два лица одной монеты, как я уже сказала Авроре об этом чуть раньше».
(Рукописная заметка от 16/10/2010)
После этого послания я не получала новостей от Луи в течение двух недель. Может быть, даже больше. Я не думаю, что он рассердился на мои лесбийские фантазии. Предполагаю, что скорее всего эхо о моем романе «Сто раз в день» дошло до Луи через высокие стены его цитадели.
Но все это было не так страшно по сравнению с появлением моего лица на маленьком экране телевизора в его камере.
– Эль Барле, добрый вечер. Спасибо, что приняли наше приглашение на «Восьмичасовые новости» на канале «Франс 2».
– Добрый вечер, – скромно ответила я.
При ближайшем рассмотрении светловолосый, вечно загорелый ведущий оказался более коренастым, экран немного искажал его фигуру. Прежним оставался лишь этот теплый голос, обволакивающий и спокойный, которым он играл, используя всевозможные модуляции для того, чтобы гостям было как можно комфортнее в студии.
– Источником вдохновения для вашей книги «Сто раз в день» послужили истории вашего мужа, Луи Барле, и вашего деверя, Дэвида Барле, недавние неприятности которого мы много освещали в последнее время. Вы ожидали такого успеха? Такого повального увлечения вашей книгой и такой шумихи вокруг вас?
Соблазнительный взгляд из-под непокорной золотистой челки и полунамек на улыбку… Этот фирменный мимический жест делал из него идеального очаровательного зятя для всех французских домохозяек. В конце концов, перед ним оказалось сложно устоять… Он был львом, а я добычей.
– Нет, – прошелестела я голосом птенчика, которому сейчас свернут шейку. – Вы знаете, я писала все это скорее для себя. Я никогда не могла представить своего читателя и уж тем более коммерческую значимость книги.
– Вы хотите сказать, что писали роман, желая освободиться ото всей этой истории? Своего рода терапия?
– Да… Я думаю, что все романы – это своего рода терапия для их авторов, разве не так?
Элоди тренировала меня весь вечер, чтобы я могла сочинять на ходу экспромты уместных, забавных или хлестких ответов. Но вот под ярким светом прожекторов, в духоте студии, под взглядом голубых глаз ведущего я не нашла ничего лучше, чем ответить ему общими фразами. Если бы Луи видел меня, он, без всякого сомнения, счел бы все это недостойным меня. Недостойным нас.
– Этот роман также рассказывает в очень личной манере о ваших отношениях с вашим мужем, Луи Барле, в настоящее время находящимся в заключении в тюрьме Санте, в Париже. Такое литературное творчество не является ли для вас своеобразным способом поддерживать душевную связь… любовную? Возможно, даже эротическую?
Он растягивал каждую формулировку так, как смакуют лакомство на языке, получая от этого очевидное удовольствие.
– Да, конечно… Наши отношения не прекратятся лишь потому, что наши тела разлучены и он находится в заточении. Несомненно, у нас остаются слова…
И наш алфавит.
– …Особенно когда они так романтичны, – добавила я, в свою очередь, отделяя каждое слово друг от друга. – Когда они так чувственны.
Я намеренно выделила букву «Р», затем «Ч»: мой рот на его члене. Я надеялась, если Луи вдруг случайно увидит это интервью, он получит мое послание, что немного смягчит мое предательство.
Когда моя пытка наконец закончилась, я с удивлением услышала, как ведущий объявил:
– А сейчас встречайте следующего гостя в нашей студии. Впервые на телевидении человек, считающийся виновником скандала в галерее Барле-Соважа: художник и скульптор Дэвид Гарчи!
Ассистент сделал мне знак покинуть съемочную площадку, и я увидела, как молодой человек выходит из противоположного коридора, чтобы занять мое место за столом «Теленовостей». Как будто сотрудники студии хотели, чтобы мы не столкнулись с ним нос к носу. Даже позаботились о том, чтобы скрыть от меня его появление на площадке, боясь, как бы я не отменила из-за этого свое выступление.
– Дэвид Гарчи, как я только что вспоминал об этом с Эль Барле, можно ли сказать без преувеличения, что вы являетесь тем, чьи скандальные и провокационные произведения отправили ее мужа за решетку?
– Действительно, можно рассматривать ситуацию и таким образом, – подтвердил он, кивнув. – Даже если, с моей точки зрения, Луи Барле всего лишь выполнял свою работу владельца галереи. Как и я выполнял свою, выражая озабоченность чрезмерной сексуализацией нашего общества через свои произведения.
Из-за кулис я следила за его неинтересным и шаблонным обменом репликами с журналистом. Конечно, Гарчи был художником, которому можно подражать, но оратор из него не получился. Очень быстро ведущий положил конец этому бесплодному диалогу.
Когда Дэвид Гарчи наконец присоединился ко мне в ложе для приглашенных, казалось, он искренне был рад видеть меня.
– Здравствуйте, Эль.
– Добрый вечер. Я не знала, что буду иметь удовольствие встретить вас здесь сегодня вечером.
Я пыталась шутить, хотя чувствовала больше смущения, чем радости, при разговоре с ним.
– А я знал. Более того, даже надеялся на это.
– Вы надеялись? В самом деле?
Его взгляд на мгновение скользнул к стене из экранов, которыми было увешано все пространство маленькой комнатки, затем вернулся ко мне.
– Я ходил к Луи на прошлой неделе в Санте.
Я не нашлась, что сказать на это, и гнетущая тишина повисла в комнате. Я не могла ответить простым вопросом «Как он там?», таким пустым и нейтральным. Я оценила, насколько это могло быть унизительно, получать новости о своей любви от почти незнакомого человека. Я бесконечно откладывала визит в тюрьму. Это было сильнее меня. Я не могла принять этого. И даже не подала официальное прошение.
– Он хочет бежать, – добавил он, поднимая рукой длинную темную прядь, спадавшую на лицо.
– Простите? – Я с трудом сдержалась, чтобы не закричать.
– Нет, то есть… не по-настоящему сбежать. Больше всего он хочет видеть вас. Луи сказал мне, что если сможет видеть вас, то почувствует себя свободным.
– Он хочет, чтобы я пришла навестить его в тюрьму? Несколько мгновений в комнате для свиданий?
Я очень сомневалась, что Луи будет достаточно нескольких минут разговора под наблюдением. Что до меня, я знала заранее, что не смогу этого вынести и что мне, скорее всего, понадобится несколько дней, чтобы оправиться после такого. Я предпочитала не видеть его, мне было достаточно чувствовать его, не имея возможности коснуться, вдохнуть его запах, обнять его. Лишенная всех ощущений, узнаю ли я того Луи, которого люблю?
