– Что она здесь делает? – Усмешка его исчезла. Я жарко покраснела и украдкой глянула на Пьетура. Тот явно опешил.
– Позволь ей остаться хотя бы до весны, – вступилась Сигга.
– Агнес, ты мне надоела.
– Чем я провинилась? – спросила я, стараясь сохранять спокойствие.
– Ты сказала, что хочешь уйти, так уходи! – Натан сделал шаг ко мне: – Убирайся!
Лицо Сигги исказилось тревогой.
– Натан, ей негде заночевать, и вот-вот пойдет снег.
Натан рассмеялся.
– Не умеешь ты, Агнес, отвечать за свои слова. Говоришь одно, а имеешь в виду совсем другое. Ты собиралась уйти отсюда? Уходи!
Я хотела сказать Натану, что мне нужен только он; мне нужно, чтобы он любил меня, как прежде… но я промолчала – да и что тут было говорить?
Молчание нарушил Фридрик:
– Я не допущу, чтобы ты женился на Сигге! – процедил он сквозь зубы.
Натан расхохотался.
– Снова здорово! Видишь, – обратился он к Пьетуру, – что получается, когда живешь в одном доме с детьми? Они втягивают тебя в свои детские игры.
Пьетур натянуто усмехнулся.
– Ладно. – Натан повел свою лошадь через двор. – Агнес может остаться на ночь, но не в бадстове. Пьетур и я намерены здесь заночевать, а утром снова отправимся в Гейтаскард. Если ты, Агнес, еще будешь тут, когда мы вернемся, я передам тебя в руки сислуманна как злоумышленницу. А ты, Фридрик, пошел вон, пока я не велел Пьетуру перерезать тебе горло.
Он захохотал, но Пьетур опустил глаза, уставившись себе под ноги.
И опять я ночевала в коровнике. Было не так холодно, как в ту ночь, когда Натан выставил меня из дома, и Сигга, прежде чем вернуться в дом, помогла мне устроить что-то вроде постели. Мое ложе воняло навозом, пол кишел вшами, но в конце концов я все же заснула.
Когда я проснулась, было темно. Я поднялась, подошла к дверному проему и увидела, что окно дома до сих пор светится. Сон освежил меня, и мелькнула мысль зайти в дом и попробовать как-то договориться с Натаном, но тут по снегу за коровником захрустели чьи-то шаги.
– Сигга?
Негромкий хруст снега замер, но тут же возобновился. Шаги приближались. Я отступила в темноту коровника, прижалась спиной к стене.
И услышала едва различимый шепот:
– Агнес!
Это был Фридрик.
Он проскользнул в коровник.
– Какого черта ты здесь делаешь?
Фридрик тяжело дышал. В темноте я не могла разглядеть его лица, зато чуяла запах пота. Что-то звякнуло.
– Ты пришел пешком из Катадалюра?
Фридрик закашлялся и сплюнул.
– Да.
– Натан тебя убьет, если увидит.
– Я дождусь, покуда он заснет.
– Зачем? Если Натан проснется и обнаружит, что вы с Сиггой воркуете на соседней кровати, он тебя на месте вздернет и четвертует.
Я услышала, как Фридрик фыркнул.
– Я пришел не за этим.
Что-то в его тоне вынудило меня остановиться и призадуматься.
– Фридрик, зачем ты сюда пришел?
– Я намерен разобраться с этим делом раз и навсегда. Я пришел за тем, что принадлежит мне.
Позади нас глухо замычала корова. Я услышала, как ее копыта скребут земляной пол.
– Фридрик?..
– Ты ведь тоже этого хочешь, Агнес. Признайся.
В это мгновение из-за пелены облаков выскользнула луна, и я увидела, что Фридрик держит в руках. Молоток и нож.
* * *
Что я помню? Я ему не поверила. Меня вдруг охватила усталость, и я вернулась к своему жалкому ложу на полу коровника. Я не хотела иметь с Фридриком ничего общего.
Что произошло дальше?
Я задремала вполглаза, потом проснулась и вышла наружу. Свет в окне дома погас. Фридрика нигде не было видно.
Я отправилась искать его. Мне вдруг стало страшно. Ночное небо было ясно, и подворье заливал лунный свет. Колюче сверкали звезды. Под моими башмаками повизгивал снег. С засовом пришлось повозиться, но все-таки дверь со скрипом отворилась.
Сигга скорчилась у стены коридора, крепко прижимая к себе дочурку Роусы. Обе тихонько хныкали.
– Сигга?
Она не сразу сумела отозваться на мой голос.
– В бадстове, – прошептала она. Я едва сумела разобрать ее шепот.
Я пошла дальше по длинному коридору. Что-то надоумило меня взять из кухни лампу. Сердце застряло тугим комком в горле.
Что случилось?
Меня била крупная дрожь, руки тряслись, и я уронила в темноте лампу. В ноздри ударил запах погасшего фитиля, и из угла донеслись какие-то звуки. Скрип половицы, частое прерывистое дыхание и глухие удары – словно ребенок молотил кулаками подушку. Раздался стон, влажный чавкающий звук – и кто-то прошептал:
– Агнес!
Сердце мое подпрыгнуло. Мне показалось, что меня зовет Натан.
Но это был Фридрик.
– Агнес, – повторял он, – Агнес, где ты?
Голос у него был тонкий, едва слышный.
– Я здесь, – отозвалась я. И нагнулась, ощупью шаря по полу. – Я уронила лампу.
Я услышала, как Фридрик шагнул в темноте на звук моего голоса.
– Агнес, я не знаю, жив он или мертв. – Голос его на последнем слове дрогнул. – Я не могу понять, жив он или мертв.
Сердце мое застыло. Пальцы не желали двигаться. Я водила ими по шершавым половицам, пытаясь отыскать лампу, но костяшки пальцев словно окаменели. Фридрик не убил Натана. Он мальчишка, почти ребенок. Он не убил Натана.
Каким-то образом мне удалось найти лампу. Я сгребла ее, занозив ладонь о половицу.
– Агнес!
– Да здесь я! – Звук собственного голоса изумил меня. В нем не было и следа моего страха. – Мне нужно зажечь лампу.
– Тогда давай поскорее, – сказал Фридрик.
Я ощупью двинулась по коридору – туда, где в настенном подсвечнике горела одна-единственная свеча. Я зажгла от нее лампу и повернула назад, к бадстове. Руки мои дрожали, и отсветы пламени беспокойно плясали по шероховатым стенам, выхватывая из темноты черный провал входа в бадстову. Дойдя до дверного проема, я ощутила, как горло стиснул страх. Я не хотела входить туда. Однако мне нужно было увидеть, что натворил Фридрик.
Вначале я решила, что он меня обманул. Вытянув руку с лампой к кровати Натана, я увидела, что он укрыт одеялами и глаза его сомкнуты, как у спящего. Все как будто бы в порядке. Затем Фридрик прошептал: «Сюда, Агнес, посвети сюда», и, когда свет лампы скользнул по кровати, стало видно, что у Пьетура размозжена голова. Подушка почернела от крови. Что-то влажно поблескивало на стенах, и, опустив глаза, я увидела капли крови, медленно расползающиеся по половицам.
