Она давно научилась держать мужчин на расстоянии, но Коннер каким-то образом прорвал ее оборону. Николь понимала, что не сможет спать с ним и при этом оставаться самой собой — гордой, хладнокровной журналисткой, которую знают и уважают в издательстве.
Она нагнулась к зеркалу, как будто ожидая от него совета. Но отражение тоже выглядело растерянным. Сообразив, что пробыла в ванной комнате слишком долго, Николь открыла защелку. Коннер не должен подумать, что она испугалась и боится выходить. Нельзя допустить, чтобы он понял, как велико его влияние на нее.
Но, черт возьми, оно действительно велико!
Открыв дверь, Николь увидела, что Коннер стоит у окна и смотрит на город. Она медленно подошла к нему. Ей, выросшей в Техасе, было все еще непривычно видеть город с такой высоты. Как и в первый раз, у нее захватило дух.
— По-моему, ты должен ответить на один вопрос, — тихо сказала Николь.
— Не отрицаю.
Его тон был твердым и спокойным, правда, слегка наигранным.
Николь понимала, что Коннер выбит из колеи не меньше, чем она. Было приятно видеть в таком состоянии человека, который привык контролировать не только себя, но и все вокруг. Еще приятнее было осознавать, что свое знаменитое самообладание он потерял из-за нее.
— Спрашивай, — сказал Коннер.
Но мысли настолько спутались в ее голове, что она едва не задала вопрос, не имеющий никакого отношения к статье. Ей хотелось выяснить, почему он предлагает ей провести с ним всего лишь месяц?
Николь попыталась взять себя в руки и откашлялась:
— Одну секунду, я возьму блокнот.
— Я не спешу. — Коннер направился к своему столу.
Было сложно поверить, что всего несколько минут назад он страстно целовал ее. Сейчас перед Николь сидел совершенно другой человек. Именно таким она представляла Коннера, читая его биографию.
Понимая, что другой возможности может не представиться, молодая женщина решила идти напролом. Она набрала в грудь воздуха. Вопрос, который ей предстояло задать, был сугубо личным, и от ответа Коннера зависело содержание всей статьи.
— В экономических журналах пишут, что вы руководите «Мэтчмейкерс» в точности, как ваш отец. Скажите, не оттого ли вы до сих пор одиноки, что не только это объединяет вас с Макейфи-старшим? Правда ли, что вы боитесь совершить ту же ошибку, что и он?
Конечно, Коннера могли сильно разозлить эти слова, выпаленные ею на одном дыхании. Но ничего не поделаешь, он должен ответить. Она дала ему намного больше, чем поцелуй, а он — человек чести.
— Что касается бизнеса, у моего отца была отличная хватка, — начал Коннер без каких-либо эмоций. — Если кто-то считает, что в этом мы с ним схожи, я только рад. Однако во всем остальном мы абсолютно разные.
— Вы боитесь повторить путь отца?
Мышцы его лица напряглись, и Николь ощутила дрожь не удовольствия, а страха.
— Это я оставлю без комментариев.
— Без комментариев?
— Здесь что, эхо? — поинтересовался Коннер, натянуто улыбнувшись.
Николь подошла вплотную к столу. Упершись в столешницу обеими руками, она нагнулась и твердо проговорила:
— Коннер, у нас был уговор. Свою часть обязательств я выполнила.
Он вытянул вперед ладони, словно защищаясь:
— Спокойно, Рыжик. Просто я не думал, что все зайдет так далеко.
— Вообще-то я тоже.
Одарив Николь еще одной вымученной улыбкой, он откинулся на спинку кресла:
— Зачем тебе это нужно?
— Я не так много прошу. Прямых цитат в статье не будет, не бойся. Но я действительно считаю, что в ответе на этот вопрос — разгадка того, каков на самом деле Коннер Макейфи.
Он покачал головой:
— Боюсь, я не могу ответить.
— Ты должен, Коннер, ты обещал.
— Задай другой вопрос, — спокойно сказал он. — Я никуда не спешу, можешь подумать.
— Я спросила то, что хотела. Не опускайся до уровня дешевых звезд, Коннер. У нас была договоренность.
— А ты не опускайся до уровня…
— Кого? — перебила его Николь. — Любовницы? Мне кажется, любовницы имеют право получить то, что им обещали.
— Не всегда, — возразил Коннер. — Любовницы получают только то, к чему их допускают.
Николь не знала, что ответить. Она едва сдерживалась, чтобы не влепить ему пощечину. Коннер обвел ее вокруг пальца. А если бы она согласилась переспать с ним, он выставил бы ее утром за дверь ни с чем?
— Что это значит? — только и смогла выдавить она.
— Это значит, что у всего есть границы.
— При этом я не ограничивала тебя в твоих действиях.
— Неужели?
— Мы в офисе, Коннер. Мне что, извиниться за свою стеснительность?
— Это и есть границы, о которых я говорю. Ты ограничила меня в действиях, я ограничиваю тебя в ответах.
Николь закусила губу:
— Читателей интересуешь прежде всего ты, а не твоя компания.
— Я никого не посвящаю в свою личную жизнь, — отрезал Коннер. — Тебе было бы приятно, если бы я стал задавать тебе компрометирующие вопросы?
— Спрашивай о чем хочешь, — выпалила Николь.
— Почему ты до сих пор не замужем?
— Моя жизнь — это работа. На данный момент это все, что у меня есть.
— У меня то же самое, — кивнул он. — Можешь считать это моим ответом.
— Но это мой ответ! — воскликнула Николь. — У нас с тобой разные причины. Тебе есть что рассказать.
— Как и тебе. В твоем прошлом было что-то такое, после чего ты решила посвятить себя работе. Работа стала твоим убежищем в бегстве от прошлого.
По тому, как Николь сощурила глаза, Коннер понял, что попал в яблочко.
— Но я не публичный человек, — заявила она.
— Я тоже.
— Это не так. О тебе пишут газеты, а твоя сестра ведет кулинарное шоу. Уверена, если мы сейчас выйдем на улицу, тебя узнает каждый второй прохожий. А меня не узнает никто.
— Николь, я ценю твою настойчивость на пути к цели, но в данной ситуации ты ничего не получишь. Точка.
Николь подняла с пола сумку.
Коннер понимал, что немного перегнул палку. Но и она вела себя чересчур дерзко, постоянно возвращаясь к его больной теме.
Николь открыла дверь:
— Любишь играть с огнем, Коннер? Значит, будем играть.
— Значит, будем, — тихо повторил он, когда дверь за ней захлопнулась.
Николь шла по коридору на подгибающихся ногах. Что было бы, если бы секретарша не постучала в дверь? Одному Богу известно, чем это могло закончиться.
