— Наверно, одиночество, — ответил Коннер, прожевав. — В море, как правило, не работает мобильный телефон, поэтому тебе никто не может дозвониться. Со мной на яхте ходит только экипаж — всего три человека, с которыми я практически не общаюсь.
Николь решила, что это скорее не одиночество, а уединение. В детстве Коннер пережил драму, сильно повлиявшую на его общение с людьми. Слишком много внимания было приковано к нему. Будучи маленьким мальчиком, он надломился и решил, что больше никого не впустит в свою личную жизнь.
Может быть, поэтому Коннер видит ее только в качестве любовницы, а не спутницы жизни. Вероятно, он считает, что любовница не будет занимать все его свободное время и донимать вопросами о том, что он думает и что чувствует.
Что касается Николь, теперь она стала спокойнее относиться к своей карьере. В мыслях она уже не раз представляла себе их совместную жизнь.
С появлением Коннера Николь задумалась о вещах, которые раньше ее не волновали. И как ни старалась она вернуться к прежнему ритму жизни, у нее не получалось. Что-то внутри бесповоротно изменилось после встречи с Коннером Макейфи. Иногда она радовалась этому. Но чаще это ее беспокоило.
Коннер наслаждался вечером с Николь. Она о чем-то спрашивала его, но и сам он был не прочь задать ей несколько вопросов. Да, она всего лишь его любовница, но чем дальше заходили их отношения, тем меньше Коннер понимал, какая она, Николь Рейнолдс. Загадочность этой женщины волновала и будоражила его.
После ужина Коннер принес две чашки кофе. Себе он добавил сливки и сахар, а Николь только сливки.
— Видишь, — сказал он, — ты только и делаешь, что интересуешься моим прошлым. Но оно интересно тебе потому, что ты знаешь, кто мои родители. Если бы я был простым парнем, из семьи со средним достатком…
— Все верно, — перебила его Николь. — Но мы такие, какие есть, и этого не исправить. Главное — жить не прошлым, а настоящим.
— Ты очень милая, когда ослабляешь свою защиту, — вдруг бросил Коннер.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты не только невероятно сексуальна, но и умна. Ты поняла, что единственный способ выудить у меня информацию — это раскрыться самой. Ты раскрылась и такой нравишься мне еще больше.
— А вы нахал, мистер Макейфи, — засмеялась Николь. — В нашу первую встречу мне показалось, что никто не в силах изменить твою манеру поведения. А уж я и подавно.
На этот раз засмеялся Коннер:
— Да, я привык поступать так, как считаю нужным. Привык и к тому, что люди вокруг поступают так, как хочу я. Но этому предшествовали долгие годы усердной работы.
Да, он действительно много работал, чтобы стать тем Коннером Макейфи, который теперь ездит на черном «роллс-ройсе», занимает верхний этаж элитного здания и руководит многомиллионным бизнесом. Но до сих пор единственным, что интересовало в нем каждого встречного, был злополучный скандал. В таких обстоятельствах легко объяснить тягу к уединению.
Как же получилось, что сейчас этот загадочный малообщительный миллионер, мечта любого репортера, сидит на балконе напротив журналистки? Коннер и сам не знал ответа на этот вопрос. Ему хотелось верить, что причина кроется лишь в его необузданном сексуальном влечении к Николь.
— И все же, — продолжила она, — почему вы не уехали из города после той истории? Или по крайней мере не перебрались в другую его часть?
— Мама сказала, что если мы убежим, значит, нам есть что скрывать. — Коннер постучал пальцами по столику. — Хочешь увидеть остальные комнаты?
— Конечно. — Николь встала. — Твоя мама очень сильная женщина. И Джейн тоже.
— Ты тоже сильная женщина, — добавил он. — Я привык находиться в кругу женщин, которые делают то, что считают нужным, и не раскаиваются в содеянном.
Он взял ее за руку и повел по коридору влево от спальни. Здесь была лестница, ведущая на второй этаж.
— Там моя игровая зона, — пояснил Коннер, поднимаясь по лестнице первым.
Николь не терпелось увидеть, что за игры он имеет в виду.
На втором этаже стоял бильярдный стол, а в одну из стен был встроен бар. Полки бара были заполнены самыми разными напитками, а возле стойки стояло шесть стульев.
Дверь в стене напротив вела в большой кабинет. Левая стена кабинета представляла собой огромное зеркальное окно, у которого стоял темный деревянный стол. Три другие стены с пола до потолка были закрыты высокими книжными шкафами. Каждая полка была заполнена книгами.
Николь прошла вдоль шкафов, читая названия. Там было много литературы, касающейся бизнеса, но встречалась и классика. Отдельно лежала маленькая книжечка, привлекшая особое внимание женщины, — повесть Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Одна из самых известных историй о раздвоении личности, написанная автором «Острова сокровищ».
— «Доктор Джекил и мистер Хайд», — прочитала вслух Николь.
— Я был маленьким, когда прочитал ее в первый раз. Это любимая книга мамы. Она считает, что это лучший пример того, как человек оказывается не тем, кто он есть на самом деле.
Николь улыбнулась:
— У твоей мамы отличное чувство юмора. Не самая веселая книга и совсем не для детей.
— У мамы всегда был специфический вкус, — заметил Коннер. — Вкус, который я во многом разделяю.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что наша мать — лучшая на свете. Она всегда разрешала нам с Джейн делать то, что мы хотим, но при этом не забывала про воспитание. Идеальное сочетание.
— Ты рад, что вы живете рядом?
— Да. Мы с Джейн по очереди ездим к ней. Джейн чаще, я реже. Но мама не требует много внимания к себе.
— Ты часто работаешь дома? — спросила Николь, меняя тему.
— По-разному. Если бы ты не приехала, я поужинал бы, отвечая на электронные письма.
— Да ты трудоголик!
— Наверное, да, — согласился Коннер. — Нельзя быть успешным бизнесменом, не являясь трудоголиком. Все говорят о том, что нужно уметь отдыхать, но бизнес по-настоящему заводит меня. Я не могу сидеть без дела.
Слова Коннера добавили новые штрихи к его портрету. Статья, которую задумала написать Николь, начала вырисовываться у нее в голове. Коннер родился в богатой семье, имея все с момента рождения, но он знал цену труду и не терпел праздности. Он не любил, когда ему подносят что-то на блюдечке. Николь с детства уважала таких людей.
— Теперь предлагаю спуститься вниз и посмотреть остальные комнаты, — сказал Коннер.
— А я предлагаю спуститься и посмотреть только одну комнату, — возразила Николь. — Спальню.
Он взял ее за руку и повел в свою спальню. Здесь они занялись любовью, и Николь наконец перестала думать об условиях соглашения, о своей статье и о чем бы то ни было еще. Она отдавалась Коннеру целиком, получая неземное удовольствие от каждого его прикосновения и поцелуя. А посреди ночи он взял ее на руки и отнес в отведенную ей спальню.
