Для получения волнистого узора по типу «фазаний хвост» применяю гребни, проводя ими по забрызганному краской грунту. Выходит рисунок, действительно напоминающий перья какой-нибудь невиданной жар-птицы…
Опять, что ли, не туда пишу? Вот незадача!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
…в виду имею вот что. С недавних пор мне кажется – тот, пятый, что сидит во мне, вершит внутри какую-то работу, благодаря которой остальные (занявшие вместилище моей утробы) становятся спокойнее и мягче. Вернее, так: тот, пятый, внутри меня растёт, а остальные делаются меньше. Что в результате? Вот. Огонь негодования по поводу мироустройства уже не так печёнку жжёт. И растленность женщин не кажется уже такой безрадостной и поголовной. И лицемерие газовщика, всучающего мне ненужный счётчик, не заставляет кровь вскипеть. И попавший мне в руки редкий переплёт восторг души не зажигает. И мысли получают словно бы иные свойства… Вот, например: каково это – все чудеса природы видеть из окна? Что из него увидишь толком?
Подумал и невольно подошёл к окну. Оно у меня во двор выходит. Взглянул. Там, во дворе, забытый кем-то гимназист из любопытства дёргал за полосатый хвост кота.
* * *
Отведав лапши с тушёнкой – брахман отведал без, – решили прогуляться по окрестностям.
Фёдор, разбрасывая в стороны руки, описал мне строение мира за околицей, после чего мы, спрятав ключ от нашей избушки под свесом крыши, разошлись по разным направлениям.
Глеб и Вася с камерами отправились на вертолётную площадку, чтобы поснимать горы, воды и небеса в вечернем свете.
Сергей взял трекинговые палки и пошёл на Дождемерную гору.
Бодрый Фёдор с кофром за спиной скрылся меж стволами ив и тополей в направлении галечного берега, где недавно я, сидя в беседке, отстаивал перед фантомом общечеловека право иметь выражение лица необщее.
Куда податься?
Водопад на Искандердарье договорились приберечь на завтра.
Пещерный ручей? Там, сказывали, злые комары…
Может, Змеиное озеро? Благо рукой подать, и взблескивающее чешуёй название манит.
Выйдя за ограду базы, прошёл вдоль моренной гряды.
Потом свернул направо, спустился в сырую тенистую рощу, подтопленную мелким, но широким ручьём.
Промочил ноги и вернулся на грунтовку. Сырые берцы облепила охристая пыль.
По другую сторону дороги тянулся каменистый, спаянный глиной вал морены. За ним, если я верно понял движения танцующих Фёдоровых рук, свернулось клубком в каменной чаше Змеиное озеро.
Всезнающий Фёдор сказал, что вода в нём теплее, чем в Искандеркуле, поэтому берега его облюбовали змеи.
По серо-жёлтому, залитому солнцем склону ползла вверх тропа.
Полез тоже. То есть по тропе полез – вверх, на морену.
Вверху было голо – только редкие кусты и пучки травы в сухой глине. Петляя между уступов и промоин, жёлтая тропа вела вперёд.
Озеро оказалось небольшое. В прибрежных зарослях позванивали комары.
Змеи, как назло, попрятались – не встретил ни одной.
Решил поговорить с женой.
Они последний день на даче. Родители с восьмого тоже здесь. С сыном ходила в лес, слушали, как на соснах с лёгким звоном раскрываются шишки. Набрали корзину сморчков – на ужин будет грибная жарёнка.
– Грибы дома не ночуют, – сказал я.
– Что? – не поняла Аня.
– Тапочки не ставь далеко от кровати.
– Балбес, – отругала.
Когда вернулся, возле мостика через уложенный в бетонный рукав беспокойный ручей увидел Фёдора. Встав на одно колено, он целил линзами объектива в брызжущие яркой льдистой каплей буруны.
– Буцефал хлебнул здесь холодной воды и заболел, – сказал Фёдор и махнул рукой в сторону Искандеркуля. – А Александр, как водится, спешил: Согд перед ним пал, надо дальше двигать, Индию брать – такое дело в долгий ящик не положишь. Проблема: конь мало того что любимый, так ещё и талисман: сколько раз выручал в бою – где ни кинется Александр на Буцефале в драку, везде его верх. Созвал совет, и принялись решать, как быть. А что поделаешь? Времена такие: только зевнёшь, глядь – уже кто-то другой мир покорил и украл твою славу. Словом, решили оставить здесь коня с отрядом македонцев до полного выздоровления, а Александру подвели другого. – Фёдор снял с камеры могучий объектив и спрятал его в рюкзак-кофр, а на его место посадил другой, попроще. – Конюхи поили и кормили Буцефала как следует, так что понемногу дело пошло на поправку. А когда настало время отправляться в путь, сбесился конь: не ест, не пьёт и никого к себе не подпускает. Чудил день, и два, и три, а потом вскочил на мыс, заржал громоподобно, сиганул в холодную воду и скрылся в пучине. С тех пор в четырнадцатый день полнолуния в зеленоватом свете ночи ветер бурлит в озере воду, и из белой пены выходит на берег белогривый конь. Пасётся на лугах, скачет по скалам, играет до утра, а с первой зарёй уходит обратно в воду. – Фёдор поднялся на ноги. – Такая вот фольклорная бодяга. Да, – спохватился он, – забыл совсем: в озеро Буцефал кинулся, потому что почуял гибель хозяина. Тот Индию покорил, а на обратном пути заболел и умер, не дождавшись встречи с дорогим коником.
– Трогательно – пафос человечный. – Я устал удивляться широте Фёдоровых познаний. – Кто пулю отливал?
– Али подарил книжку. – Фёдор извлёк из кофра брошюру в цветной обложке. – Говорит, сам написал.
Взял брошюру.
На обложке – фотография Искандеркуля с высоты какой-то прибрежной горы и по-русски: Али Саидович Маджидов «Искандеркуль – наше богатство».
Вся брошюра тоже по-русски. Язык межнационального общения.
Заглянул в предисловие:
«С приобретением независимости год за годом интерес туристов всего мира к Таджикистану растёт. Особенно по инициативе Его Величества, многоуважаемого Президента республики Эмомали Рахмона…»
Я посмотрел на год издания: 2011. Будь слово автора вещим, тут было бы уже не протолкнуться. А так – только немцы с дипломатическими номерами ищут Шамбалу.
Фёдор в охоте за кадром отправился дальше, а я вернулся в нашу хибару и до вечера листал брошюру, увлечённый историями про мумию святого Ходжи Исхока, покоящуюся по соседству в одной из пещер ущелья Махшевад.
Примерно такими:
«Однажды неверный Кофыр решил выбросить останки Ходжи Исхока из пещеры, но дорогу ему заградил старый суфи Кенджабой. Завязалась драка. Бились долго. Силы старого суфи иссякли. Кофыр бросил его на землю и поднял над головой булыжник. Суфи взмолился: “Эй, Танолуч, помоги, больше не могу, сейчас этот неверный убьёт меня!” Тут из пещеры раздался глубокий вздох, от которого всё вокруг замерло. После чего в тишине над ущельем Махшевад послышался голос: “Чего же ты ждёшь, Кенджабой, в твоих руках меч разящий, руби голову и руку и топи врага в камне”. Размахнулся Кенджабой и ударил Кофыра. И отлетели у Кофыра голова и рука с булыжником. Поднатужился суфи Кенджабой и вдавил обезглавленное тело в скалу. Это место известно и теперь. Каждый мусульманин, совершивший паломничество к Ходжи Исхоку, кидает камни в сторону неверного Кофыра, утопленного в скале».