Программа между тем шла своим порядком, и в какой-то момент в череде её блеяний и писков (есть музыка, которая звучит внутри и оттуда – изнутри – естественно льётся, а есть изобретённая, сделанная через усилие, как формула нового полимера, который в дикой природе не живёт, – так вот, эта музыка была вся сплошь изобретённая) пришло время старинного шансона «Поспели вишни в саду у дяди Вани». Чёрт знает, какими путями ходит наша мысль, но в голову мне явилась странная идея, что песня эта ни много ни мало – отголосок народного прочтения Чехова. То есть того, что в памяти от этого прочтения осталось. Впрочем, обдумать ниспосланное озарение я не успел – запела болталка.
Звонил Брахман. Он сказал, что стая должна собраться на совет. Князь, Нестор, Одихмантий и Рыбак оповещены. До Матери-Ольхи не дозвониться – должно быть, спит. По исчислениям Брахмана (Велесова нумерология) выходило, что сегодня самое благоприятное с топографической точки зрения место для встречи – у меня на Верейской. Я не возражал. Договорились – в три часа пополудни. Брахман попросил меня взять на себя труд уведомить о совете Мать-Ольху и отключился. В который раз я подивился загадочному обстоятельству, часто озадачивавшему меня и прежде, – до какой степени умный, образованный, глубоко одарённый от природы человек, можно сказать – идеал современника, бывает порой бестолков и несообразителен. После чего послал Матери-Ольхе на болталку сообщение с вестью о совете стаи: проснётся – прочитает.
Выпив кофе, решил посвятить утро предварительным сборам. Следовало подумать об экипировке: в чём попало скитаться по лесам-степям – не дело. Опять же – репелленты, накомарник, фляга, оптика, пластырь, медикаменты, сухой спирт… Этим я и занялся, производя ревизию платяного шкафа (нашлись камуфляжная куртка с нашивкой неведомой армии и разгрузочный жилет), сваленных на шкаф коробок с обувью и домашней аптечки. Вещи, которые следовало докупить, заносил столбиком в список на обороте чека за оплату связи. Пространства скромной белой полосы вполне хватило.
* * *
К половине четвёртого стая собралась. Последними явились Одихмантий и Рыбак – эти всегда опаздывали, не в пример Матери-Ольхе, не по-женски пунктуальной.
Брахман начал с того, что ехать нам придётся на своих колёсах, поскольку поступающие в результате прослушки слоёв сведения говорят о высокой мобильности Жёлтого Зверя, так что, вполне возможно, встреча с ним ждёт нас (если ждёт) вовсе не на Алтае, а по существу – где угодно. Исходя из этого, мы не должны быть связаны никаким расписанием и способны на резвые перемещения. Известие несколько обесценивало добытые в ботанических хлопотах бумаги Матери-Ольхи, что, кажется, её немного огорчило.
– Так, может, подождём его здесь? – предложил Нестор. – Раз он способен явиться где угодно…
– Нет, – твёрдо сказал Брахман. – Мы отправимся туда, где он находится в данный момент, и будем выманивать на себя притяжным заговуром.
Князь обрадовался новости – он любил свой мощный, неприхотливый к субстрату рыдван и испытывал удовольствие, преодолевая на нём бескрайние пространства как по шоссе, так и по топям, и по козьим тропам. Да и вкус походной жизни, благодаря охотничьим вылазкам, знал не понаслышке, находя его здоровым и приятным. Ко всему, Князь поведал нам, что, привлечённые санкцией (слухи о которой каким-то образом всё-таки просочились в мир внешний, хотя о Жёлтом Звере по-прежнему известий не было ни на волшебном экране, ни в сообщениях вещего гласа, ни в сарафанных новостях), к нему уже обратились с предложением о поддержке экспедиции представители топливной компании «Рапснефть», президент одного страхового холдинга, а также референт управляющего известным банком. В обмен на размещение логотипа фирмы в соответствующих местах первые предлагали золотую карту, по которой можно бесплатно заправиться на любой АЗС их сети, вторые готовы были оплатить ремонт всякой путевой поломки в ближайшем сервисе (с условием проведения на своей базе предварительной диагностики автомобилей и их технического обслуживания), а третьи давали весьма приличную безвозмездную ссуду на подготовку экспедиции и текущие расходы. Эти тоже ни словом не обмолвились о Жёлтом Звере, вероятно не пытаясь даже вникнуть в смысл нашего предприятия и не вдаваясь в существо санкции, полученной от Объединённого петербургского могущества. Помнится, я говорил уже: санкция сама по себе действовала на них как зрелище непорочности на совратителя.
– А что это за соответствующие места, на которых мы должны разместить логотипы? – поинтересовался Одихмантий, опасавшийся, видимо, за неприкосновенность своего тела, благо на голове его имелась хорошая площадка для рекламного модуля.
– «Рапснефть» предлагает фирменные дорожные жилеты, – пояснил Князь. – Страховщики и банк дают самоклейки. Банк претендует на капот, страховщики – на штурманскую дверь.
Постановили, что хоть до известной степени и позорно, но в складывающихся обстоятельствах – приемлемо. Тем паче что на передние крылья машин, украшенные изображением белого ворона, никто не посягал. Рыбак, падкий на дармовщинку, возмутился, что не нашлось автопроизводителя, готового предоставить стае в качестве рекламной акции свои новенькие наипроходимейшие изделия, но его заткнули. Довольствоваться следует малым, ибо возжелаешь чужого – потеряешь своё. Затем поспорили, на ком поедем. Автомобили были у Князя, Матери-Ольхи, Рыбака и Одихмантия. Отправляться всемером на четырёх машинах – расточительно. К тому же для передвижения по дурной дороге и пересечённой местности годились только железяки Князя и Рыбака – эти разве что по деревьям не лазали. Последнее обстоятельство и решило дело, хотя Мать-Ольха долго сопротивлялась, усматривая во всём происходящем пресловутое и никому, кроме неё, более не различимое гендерное тиранство. Сдалась лишь после того, как Князь с помощью Брахмана сотворил для неё в воздухе объёмную картинку – во что превратится её городской лакированный гибридник на отечественном большаке.
Ещё раз подтвердили дату выезда – в понедельник, после Пасхи. До этого всем надлежало утрясти личные дела, чтобы в пути не тяготиться бременем провисших обязательств. Тем более что никакой гарантии исполнения их по возвращении давать мы были не вправе, поскольку самой возможностью возвращения обольщаться не стоило. Так Брахман и сказал.
– Куда же мы всё-таки отправляемся? – Мать-Ольха бодрилась, стараясь выглядеть беззаботнее, чем чувствовала себя на самом деле.
– Возможно, за смертью, – успокоил женского брата Князь. – Смерть – ключевое событие в нашей жизни. Навстречу ему надо идти радостно, с высоко поднятой головой. Вспомните блаженного Августина: «Только перед лицом смерти по-настоящему рождается человек».
– Именно, – принял эстафету Брахман. – Чтобы перейти из повседневного малодушного состояния забвения бытия в ясное, тревожное и единственно достойное состояние сознавания бытия, нужны непоправимые, катастрофические обстоятельства. Только они могут вырвать человека из модуса обыденного прозябания, в котором он не способен помыслить себя творцом своей жизни и своего мира. В качестве таких обстоятельств смерть превосходит все иные. Смерть – условие, дающее нам возможность жить подлинной жизнью. – Брахман запустил пятерню в русую шевелюру, озадаченный поиском итоговой формулировки, и изрёк: – Возможно, физическая смерть способна разрушить человека, но совершенно очевидно, что идея смерти спасает его.
