– Привел? – спросил Тарквиний, разглядывая германцев.
– Они здесь лагерь разобьют, – объяснил Петр. – Присматривай за ними.
– Если что удумают, я им во сне глотки перережу, – презрительно усмехнулся старик.
– Мой управляющий принесет вам еду, – сказал Петр наемникам и направил лошадь к дороге.
Пастух медленно побрел следом.
Чуть погодя юноша склонился в седле и негромко спросил старика:
– Вечером увидимся?
– Да, все готово, – кивнул Тарквиний.
– Вот и славно, – ответил Петр и, довольный собой, поспешил на виллу к матери.
Плацидия с Нуминцием весь день занимались хозяйственными делами. Управляющий, приземистый вдовец, долгие годы служил Портиям, и Плацидия высоко ценила его неколебимую верность, расторопность и ум. Она обучила его чтению и письму, и теперь Нуминций не только присматривал за имением, но и вел строгий учет всем доходам и расходам. Делами имения занималась Плацидия, поскольку Констанцию претили скучные занятия и на все вопросы жены он рассеянно отвечал:
– Вы с Нуминцием и без меня прекрасно справитесь.
Такое безразличие поначалу удивляло Плацидию, однако вскоре перестало ее беспокоить. Ей было приятно общество управляющего, а беседы с ним приносили удовлетворение.
Нуминций только что рассказал ей, что местный скотовод предложил отдать Портиям часть своего скота за треть зерна будущего урожая. Плацидия, одобрив сделку, внезапно спросила:
– Как ты думаешь, не зря мы наняли германцев?
– Не зря, – помолчав, серьезно ответил Нуминций.
– Муж этого не одобрит, – вздохнула она.
– Имению нужны защитники, – нерешительно начал управляющий и, покраснев, добавил: – Особенно тебе.
Плацидия улыбнулась, догадываясь о чувствах, которые питал к ней Нуминций. Трудность заключалась в другом: надо было сообщить о наемниках Констанцию так, чтобы не ущемить его гордость.
Нуминций, по обыкновению, угадал ее мысли и негромко произнес:
– Это давно следовало сделать. Настало время прекратить споры и готовиться к обороне.
Плацидия согласно кивнула, обрадованная его поддержкой, и с ласковой улыбкой посмотрела на управляющего – отношения между госпожой и слугой иного не позволяли. Тут в вестибюле послышались шаги Петра, и Плацидия обернулась к двери.
Констанций Портий усердно молился.
Весь прошлый день он провел в одиночестве, сгорая от стыда за свой безрассудный поступок. К вину Констанций не прикасался, поэтому сейчас мыслил здраво и лихорадочно придумывал, как лучше всего защитить имение. «Для начала надо вооружить Нуминция и прочих слуг», – решил он, стоя на коленях в молельне.
Молельня располагалась в северо-восточном углу виллы. Скудость обстановки с лихвой возмещалась прекрасной напольной мозаикой: на темно-зеленом фоне выделялось изображение человека в белых одеждах, с поднятыми и раскинутыми в стороны руками ладонями наружу – в традиционном жесте заступнической молитвы, называемом «оранта». На бледном лице под широкими дугами бровей горели огромные черные глаза, глядящие в неведомую даль. В руке человек сжимал хризму – символ своего имени, Христос.
– Paternoster, qui in coeli… – молился Констанций. – Отец наш, сущий на небесах, не оставь своих рабов в беде!
Белую штукатурку стены напротив входа украшали алые письмена:
Сами по себе слова не имели особого значения, но внимательный читатель заметил бы, что они образуют полный палиндром, то есть читаются одинаково слева направо, справа налево и сверху вниз. Однако для христиан они были исполнены глубокого смысла, корнями уходящего в далекие времена, когда римские императоры запрещали христианскую веру и преследовали ее сторонников. Загадочная фраза представляла собой анаграмму, пять слов дважды складывались в выражение:
При этом оставались неиспользованными четыре буквы – две «А» и две «О», обозначающие греческие альфу и омегу – библейское определение Бога. После принятия христианства семейство Портиев молилось перед этой надписью.
Внезапно Констанций почувствовал, что у дверей молельни кто-то стоит, и, обернувшись, увидел на пороге Петра, Нуминция и Плацидию. На щеке жены пылало багровое пятно – след вчерашнего удара. Констанций залился краской стыда.
– Я нанял германцев, на целый год, – заявил Петр. – Они стоят лагерем в дуне.
Констанций, побледнев от гнева, уставился на сына. Юноша с вызовом посмотрел в глаза отцу. Сыновнее неповиновение вызвало у Констанция небывалую ярость. «Щенок, да как он посмел…» – мелькнула мысль, но Констанций сдержался, заметив озабоченный взгляд жены, встал с колен и холодно произнес:
– Ты пошел наперекор моей воле.
– Он поступил правильно, – ласково, примирительно сказала Плацидия.
Констанций, не обращая на нее внимания, вперил злобный взор в Петра и повторил:
– Ты пошел наперекор моей воле.
– Я сама его об этом попросила, – вмешалась Плацидия. – Умоляю, не гневайся!
«Она, как всегда, выгораживает мальчишку!» – раздраженно подумал Констанций и спросил:
– А как ты с ними расплатился?!
– Золотыми солидами, – ответил Петр. – Прокормить наемников мы сможем, еды у нас хватает.
– И где же ты взял солиды? – удивился Констанций.
– Я дала, – ответила Плацидия.
Ярость пронзила Констанция, будто острый клинок.
– Что ж, хоть вы с матерью и наняли германцев, я не позволю им осквернять мои владения, – хрипло произнес он. – Я выгоню их из поместья.
Петр равнодушно пожал плечами:
– У тебя ничего не выйдет. Наемники хорошо вооружены.
«Вот наглец!» – подумал Констанций, с усилием сдерживая крик, и обернулся к управляющему:
– Нуминций, немедленно приведи ко мне двадцать работников. Мы пойдем в дун и потребуем, чтобы наемники убирались восвояси.
Нуминций потупил взор, но не сдвинулся с места.
Все молчали.
Констанций тяжело сглотнул и понял, что вот-вот разрыдается от стыда и отчаяния. Дыхание перехватило, злоба сдавила грудь. Такого унижения он никогда прежде не испытывал. Он умоляюще посмотрел на жену, но подступившие слезы застили глаза. Констанций повелительно взмахнул рукой, требуя, чтобы домочадцы ушли.
Когда умолк звук шагов в гулких коридорах виллы, Констанций без сил упал на колени и распростерся на холодном мозаичном полу, орошая его слезами. Затем, все еще конвульсивно дрожа, Констанций Портий сообразил, что дела принимают дурной оборот, ведь если наемники не станут повиноваться владельцу имения, то слабая женщина и сопливый юнец с ними наверняка не справятся.
