– Зло не в деньгах, а в том, на что их употребляют.
Патриция упрямо помотала головой.
– Может быть, ваши лейбористы и разделяют твою точку зрения, – уверенно продолжил Адам. – А вот консерваторы, да и большинство жителей Сарума, так не считают. Они самые настоящие капиталисты.
– Вовсе нет! – пылко возразила Патриция. – Понимаешь, истинные консерваторы придерживаются феодальных, отсталых взглядов – перемен не желают, но о людях заботятся, опекают их, веря, что порочно соблазнять народ богатством.
– Ну да, сами-то они богаты, но знают, как с деньгами обращаться. Я правильно тебя понимаю?
– Да. Иными словами, многие полагают, что сам Господь разделил общество на классы.
– А социалисты – ваша Лейбористская партия – хотят, чтобы всем распоряжалось государство, однако не прилагают больших усилий для того, чтобы помочь беднякам разбогатеть. То есть они отберут деньги у богатых, а потом сгладят все различия в обществе, чтобы никто не преуспевал.
– Преуспевать можно по-разному, не обязательно состояние сколачивать.
– Да, конечно… – Внезапно Адама осенило. – Получается, что и ваши правые консерваторы, и левые лейбористы мыслят, в сущности, одинаково – исповедуют своего рода религиозный патернализм. А капиталисты, которые занимают промежуточное положение между этими крайностями, считаются главными злодеями.
– Хм, интересно. Об этом я как-то не задумывалась. По-моему, ты прав.
– Кстати, до этого разговора я об этом тоже не думал, – признался он и раздраженно добавил: – Если честно, я приехал в Англию не для того, чтобы воевать на стороне феодальной аристократии или социалистов. Великобритания – родина демократии и личных свобод…
– Верно. А еще – родина общего права. Между прочим, мы первыми рабство упразднили, – с улыбкой напомнила Патриция. – Однако нельзя ставить личность превыше всего остального. Это несправедливо.
– Вся наша жизнь несправедлива, миледи.
– Это скоро переменится.
– А не проще ли дать каждому возможность разжиться?
– Тот, кто разживается, обкрадывает других! – воскликнула она.
Для Адама Шокли была внове подобная точка зрения.
– Неужели? Ведь возможности для заработка безграничны.
– В Америке, может, и безграничны, а у нас за пару тысяч лет они поистощились.
– Да ты пессимистка! А побеждает жизнеутверждающий оптимизм.
Она недовольно поморщилась. Адам и не предполагал, что эти идеи внушают ей отвращение.
– Увы, жизнь не игра, – вздохнула Патриция. – Даже в Библии говорится, что удел человека – страдание.
– Ты и правда в это веришь?
– Да.
Разговор прервался.
Наконец, поразмыслив, Адам сказал:
– По-моему, все, о чем мы с тобой говорили, так или иначе связано с прошлым. Прошлое хотят либо сохранить, либо изменить.
– Верно. Понимаешь, мы унаследовали несправедливую систему эксплуатации. Ее-то и нужно изменить.
– Допустим, система изменилась. А что потом? Как ты представляешь себе будущее?
– Будущее? Наверное, мы избавимся от жестокости прошлого. Пенсии, бесплатное лечение и образование…
– Значит, в будущем установят социализм? Лейбористы придут к власти?
– Нет, это вовсе не обязательно. Просто нужны реформы…
– По-моему, будущее тебя совершенно не интересует.
Патриция задумалась.
– Может быть, ты и прав, – вздохнула она, помолчав. – В Саруме все дышит прошлым, о нем невозможно забыть.
«Пожалуй, в Америке ей не понравится», – с огорчением решил Адам.
Впрочем, размышлять о будущем не стоило, ведь они уговорились жить настоящим.
Бригадир Форест-Уилсон, сам того не подозревая, оказал Патриции Шокли услугу, за которую она всю жизнь была ему благодарна.
В конце мая он предложил отвезти в Солсбери заболевшего офицера верховного командования. Девушки-водители, служащие Женского вспомогательного корпуса, прекрасно понимали, что от них требуется конфиденциальность. Подготовка к высадке войск проходила в обстановке строжайшей секретности, однако пассажиры, вполне доверяя своим водителям, иногда обсуждали в салоне автомобиля подробности операции.
Вот и сейчас Форест-Уилсон с коллегой ехали в Одсток, уединенную деревушку близ меловой гряды к юго-западу от Солсбери, где располагались два военных госпиталя – английский и американский.
До Патриции долетали обрывки разговора.
– Если вашим ребятам удастся… – начал Форест-Уилсон. – Нам бы это очень помогло… район хорошо укреплен…
– Наших сил хватит, – уверенно ответил американец.
– …Слишком опасно. Стоит ли идти на такие жертвы?..
– Надо рискнуть. Послезавтра?
– Да. А кого вы пошлете?
– Эскадрилью из Ибсли или из Тракстона. Я подумаю.
Час спустя Патриция прижимала к уху телефонную трубку:
– Милый, ты можешь взять увольнительную? На день… то есть на ночь?
– Да, наверное.
– Тогда встретимся в Даунтоне, послезавтра. Получится?
– Я постараюсь.
– Как только узнаешь, дай мне знать.
– Хорошо. А в чем дело?
– У меня день рождения.
– Но ты же говорила, что день рождения у тебя в октябре…
– Нет, послезавтра, – ответила Патриция.
Адам перезвонил ей на следующий день:
– Мне увольнительную дали. А тебя саму-то отпустят?
– Да, – соврала Патриция.
– Понимаешь, у нас тут вылет интересный намечается, добровольцев набирают, так что…
– Я приеду, честное слово. К четырем часам.
– Ладно. Но если задержишься…
«Черт бы побрал этот вылет!» – раздраженно подумала Патриция.
– В общем, если к пяти не приедешь, я вернусь на базу.
– Приеду, обязательно приеду.
Патриция все рассчитала: в три часа – последняя поездка в Уилтон на служебной машине, а потом смена заканчивается. Сутки отдыха.
Рано утром она приехала в Уилтон на своем «моррисе». От Уилтона до Даунтона сорок минут езды, бензина хватит – Патриция купонов накопила. Все шло по плану.
Заседание командования в Ларкхилле затянулось. Патриция, приехав в Уилтон лишь в половине пятого, бросилась на Кингсбери-сквер, к своему «моррису». Двигатель завелся с трудом, и Патриция, обогнув город со сторо ны Харнгема, помчалась по дороге на юг, вдоль Эйвона – мимо Бритфорда, поместья лорда Раднора у древнего Кларендонского леса. На склоне холма двигатель «морриса» заглох.
