Роман Адама Шокли и Патриции Шокли продолжался весь май. Обычно они встречались в Фордингбридже или в Даунтоне, на полпути между Солсбери и военной базой Адама, но однажды он приехал в город на автобусе, и Патриция отвезла его в своем «моррисе» на взгорье, к развалинам крепости на холме.
– Я покажу тебе Сарум, – пообещала она.
– А как же…
– Ничего страшного, укромное местечко найдется.
Они осмотрели древние руины и поглядели с холма на равнину, полную закамуфлированной военной техники, а потом поехали в долину Эйвона. Близ деревни Эйвонсфорд Патриция воскликнула:
– А теперь – пикник!
Адам взял из машины плед и корзинку с припасами, и Патриция вывела его по тропке на взгорье.
– Я это место обнаружила в прошлом году, – объяснила она. – Правда, отсюда великолепный вид открывается?
Неподалеку высился курган с купой деревьев на вершине.
– А там что? – спросил Адам.
– Не знаю… Давай посмотрим.
Они прошли через поле, вспугнув облако синих бабочек, и поднялись на курган, где обнаружили за стеной древних тисов зеленую лужайку.
– Странное место, – сказал Адам.
– Странное и безлюдное, – с улыбкой согласилась Патриция, расстелив плед на мягкой траве, согретой полуденным солнцем, и неторопливо расстегивая пуговицы жакета. – Отличное место для пикника.
Адам лучился счастьем, что не ускользнуло от внимания его товарищей-летчиков. Они дружелюбно поддразнивали его и гадали, что означают сообщения, которые время от времени оставляли для него телефонистки, – «Даунтон, 2.30». Поскольку имя своей пассии Адам назвать отказался, она так и стала для всей военной базы «Даунтон два тридцать».
Патриция тоже сияла от радости, хотя всякий раз, как Адам улетал на задание, проводила ночи без сна, орошая слезами подушку. Однажды Форест-Уилсон пригласил ее на ужин, но она вежливо отказалась. Бригадир не стал настаивать, лишь с сожалением взглянул на нее, догадываясь о причине отказа.
Спустя несколько дней Форест-Уилсон, заметив новые нейлоновые чулки Патриции, сразу понял, что ее возлюбленный – американец.
Адам и Патриция, наслаждаясь отпущенными им краткими неделями счастья, обходили молчанием только одну тему, – жизнь после войны. Однажды он нерешительно упомянул о возможной встрече осенью, но Патриция быстро оборвала его:
– Не надо об этом, сглазишь.
Адам Шокли решил, что неплохо бы уговорить Патрицию переехать в Филадельфию.
Ее суждения не раз изумляли Адама. Патриция так решительно выражала свое мнение, что Адама это настораживало.
Как-то раз они зашли в магазинчик в Фордингбридже, где старая продавщица с подчеркнутым уважением обращалась к Патриции «мисс».
– Это признак английской сословной системы? – с улыбкой спросил Адам.
– Да, – сердито ответила Патриция. – Ничего, после войны все изменится.
– А что, это так важно?
Она со вздохом указала на латунные буквы на погонах форменного кителя – «F. A. N. Y»
[62]
:
– Видишь? Я служу в подразделении Женского вспомогательного территориального корпуса, которое предоставляет водителей для высшего командного состава.
– Ну и что?
– Ты не догадываешься, кого туда принимают?
– Тех, кто хорошо водит автомобиль?
– Нет. Тех, у кого правильное произношение. Девушек знатного рода, из хороших семей, из высших слоев общества.
– Да, я об этом слышал, – пожал плечами Адам.
– Если честно, то девушки из простых машину водить не умеют. По-моему, это несправедливо! – воскликнула Патриция и, улыбнувшись, добавила: – Вот такая я бунтарка.
«Интересно, как же она бунтовать собирается?» – подумал Адам.
В другой раз, увидев на рыночной площади американского солдата, скупающего продовольствие, она укоризненно покачала головой и заявила:
– Нехорошо, что у них так много денег.
– Неужели англичане чужим деньгам завидуют? – удивился Адам.
Патриция недоуменно посмотрела на него и объяснила:
– Нет, не в этом дело. Чему тут завидовать? Деньги солдат развращают.
Он не понял, к чему она клонит, но спорить не стал.
На кургане у Эйвонсфорда, в окружении старых тисов, Адам наконец решил поговорить с ней начистоту. «Прежде чем жениться, хорошо бы понять, что у нее на уме», – подумал он.
– Вот ты утверждаешь, что после войны все изменится… А что именно должно измениться?
– Тебе и вправду интересно? – спросила она, глядя на далекие холмы.
– Ага.
– Тогда слушай, – вздохнула она, сорвала длинную травинку и задумчиво обмотала ее вокруг пальца. – Мне никто не верит… ни подруги, ни знакомые в Солсбери. Все утверждают, что, как только война закончится, все пойдет своим чередом, жизнь вернется в привычную колею. А знаешь, что это такое?
– Как обычно, работа…
– Нет, не работа, а праздность. Прислуга. Дешевая рабочая сила. Эксплуатация бедняков – вот что такое привычная колея.
– По-твоему, это все изменится?
– Да. Война разрушила социальные границы, уничтожила сословные привилегии. Народом слишком долго помыкали, а с наступлением войны люди поняли, что перемены не только возможны, но и необходимы.
– Это хорошо или плохо?
– Хорошо лишь то, что классовое общество разрушится и на смену ему придет новое.
– Как в Америке, – улыбнулся Адам.
– Нет, спасибо, американский образ жизни не для нас.
– Почему?
– Он слишком… капиталистический. Вами движет алчность.
Адам вспомнил, как рассердилась Патриция при виде американского солдата на рынке.
– Погоди, значит, ты хочешь для народа свободы, но не богатства?
– Да, хоть это и глупо звучит, – расхохоталась она.
– Боже мой, да ты социалистка!
– Нет, что ты! – подумав, ответила Патриция. – Социализм – такой, как в России или в фашистской Германии… они ведь тоже себя социалистами объявили? Нет, их принципы не для меня. Но капитализм… – Она замялась, подыскивая слова. – Капитализм несправедлив. Вдобавок его принципы поощряют алчность.
– Значит, деньги – зло?
Она шутливо хлестнула его травинкой по руке:
– Не забывай, ты в кафедральном городе! Разумеется, деньги – зло.
